Я сказал «странное», но это не то слово, и касается оно не только Галича, а всех нас, пишущих здесь, на Западе.
Я живу здесь уже девятый год, многого до сих пор еще не понял, но одно понял со всей четкостью — аудитория наша осталась там, дома. Для нее мы и пишем. Может быть, в мое «мы» не входят все живущие и пишущие здесь, во Франции, в Америке, в Израиле русские писатели, но мое поколение это ощущает и понимает. А мы с Галичем одного поколения. И ему, Галичу, в этом отношении было еще сложнее. Ему нужен был не только читатель, но и слушатель, зритель. И как бы хорошо и проникновенно он ни пел, как бы хорошо ни переводили текст его песен, в зале перед ним — чужестранцы. Пусть в Иерусалиме их меньше, чем в Палермо или Венеции, но проблемы-то у них свои, и пьют там не ста граммами или полкило, а маленькими глотками свое кьянти или вермут, и облака у них плывут не в Абакан, а в какую-то неведомую нам, непонятную даль.
Галич писал не только стихи, но и прозу. Совсем недавно я перечитал с не меньшим увлечением и волнением, чем в первый раз, его «Генеральную репетицию» — рассказ о несостоявшейся премьере его пьесы «Матросская тишина», которой театр «Современник» должен был открыться. И бывает же такое в жизни — через двадцать с лишним лет после описанных событий мне посчастливилось говорить об этой действительно прошедшей когда-то генеральной репетиции с людьми, из которых один был тогда на сцене, а другой в зрительном зале. Я навсегда запомню этот вечер в одном из монпарнасских кафе.
Конечно же пьеса сейчас не так уж звучит — много и разной воды с тех пор утекло, но то, что тогда она была в самую точку, говорила о чем-то очень важном и существенном, была бы достойнейшим началом для молодого, ищущего и что-то утверждающего театра, нет никакого сомнения. Но этого не случилось. Пьесу запретили. Да, запретили, и зритель ее так и не увидел, а в историю русского театра она все-таки вошла, и прочно вошла. И в первую очередь самим фактом той «генеральной репетиции» и всеми ее участниками, от актеров до двух простуженных комитетских дам и многое решившего своей репликой Товстоногова. И последующим рассказом об этой последней репетиции Галича.
Обо всем этом мы и говорили в тот вечер в монпарнасском кафе. Когда-нибудь в другой раз я вернусь к этой теме, к страшной, железной логике происшедшего.
…Пять лет, как нет с нами Галича. И это очень чувствуется. Не хватает нам его песен, гитары, таланта, всего его облика, горько-печальной усмешки, его умения видеть, замечать, слышать, подслушивать то, что мы не слышим, мимо чего проходим, пробегая вечно замотанные, куда-то спешащие, озабоченные, а то, чего греха таить, к чему-то и безразличные.
Иной раз, глядя на Сашу, такого красивого, элегантного, в красивом пиджаке, мы думали: хорошо ему, такому умному, талантливому, разъезжающему по всему миру со своей гитарой и песнями, будящему если не во всех, то в нас, во всяком случае, что-то хорошее, полузабытое, а то и пол у проклятое… Хорошо ему… А вот не так уж и хорошо ему было, умному и талантливому, может быть, именно потому, что умному и талантливому не всегда и не везде хорошо.
Париж
1982
Все вышедшие на сегодняшний день сборники произведений А. Галича представляли в основном одну из граней его творчества — либо стихи, либо пьесы или сценарии, В данной книге А, Галич представлен во всей полноте своего таланта, что позволяет лучше его узнать, причем не только изнутри, благодаря автобиографической повести «Генеральная репетиция», но и со стороны, увидеть Галича глазами его друзей, В книгу включены основные поэтические произведения Галича, наиболее известные его пьесы, две из которых — «Август» и «Матросская тишина» — ранее не публиковались.
Стихотворения, При жизни у А, Галича выходило три относительно полных поэтических сборника: «Песни» (1969), «Поколение обреченных» (1972), «Когда я вернусь» (1977 и 1981), Все они выпущены издательством «Посев» (Франкфурт-на-Майне), Не все включенные в эти книги тексты были выверены самим автором, что привело к ряду существенных ошибок, В основу настоящего сборника легли самые популярные варианты стихотворных текстов, сверенные по сохранившимся черновикам и магнитофонным записям, В некоторых местах восстановлены авторские посвящения, Это делалось в тех случаях, если посвящения существенны для восприятия текста, (Иногда Галич не публиковал их, опасаясь за судьбу адресатов,) Так, «Баллада о сознательности» (стр. 38) посвящена известному нейрохирургу Э, Канделю, «Памяти Живаго» (стр. 76) — близкой знакомой Б, Пастернака и А. Галича О. Ивинской, «Псалом» (стр. 99) — поэту Б, Чичибабину, Впервые в настоящем сборнике публикуется по беловому автографу стихотворение «Понеслись кувырком, кувырком…» (стр. 96), посвященное ленинградскому литературоведу Е. Невзглядовой.
Читать дальше