Александр Семёнов - Редкие девушки Крыма

– И кто кого?

– Если это важно… Что главное: процесс или результат?

– Наверное, результат.

Её звонкий протяжный смешок затопил его с головой, а эхо на миг лишило опоры.

– Когда в результате у неё две подушки, а я, лёжа клубочком на боку, закрываю голову, мне как-то ближе процесс.

– Всегда?

– Ну, однажды мы повздорили по-настоящему, всего один раз, я рявкнула, сама испугалась, и она от звука вылетела в коридор. А если дурачиться – мне, наверное, не везло… А ты меня уже удивил, знаешь? Сто лет не слышала такого эха. А-а-а-а! – прогудела она, как оперная певица по радио, и прислушалась к звону во всех углах.

– У-у-у-у! – ответил Олег и продолжил не без сожаления: – Оно последний день, завтра придут вещи.

– Так надо использовать последний день на всю катушку! Давай читать стихи, кто больше вспомнит?

Больше вспомнила Настя, хотя Олег, упираясь до последнего, вытащил из архива даже маленького мальчика, который нашёл пулемёт.

А потом она сказала серьёзно и почти шёпотом:

– Слушай, я вот что хочу спросить. Там есть ещё одна комната. Она закрыта?

– Да.

– Не опечатана? Пломбы нет?

– Вроде нет… Но я не разглядывал.

– И ключ у вас есть. Ну должен быть? Вдруг там прорвёт батарею, вам же надо войти?

– Ключ есть, – кивнул Олег.

– Если бы мы осторожно открыли?.. Можно? Понимаешь, в этой комнате лежат вещи, которые Света и её родители не взяли на Север. И среди них – одна моя. Я давала ей платье, помнишь, говорила о танцах? Чтобы она посмотрела и нашла подходящее для себя, поменьше. А она и не нашла, и не успела вернуть, улетела. Мне за это платье тоже достаётся: «Ты вещи сама не шьёшь, потому и не бережёшь!..» Можно подумать, они хлеб выращивают. А в мусор кидают только так… Это платье в Светкином чемодане, я его знаю. Откроем, а? Быстро найду…

– Ладно, давай посмотрим.

Пломбы на двери не оказалось. Настя повеселела и в своей манере стала поддразнивать:

– Неужели тебе было совсем не любопытно открыть эту комнату раньше? Вот ни капли? А если всё-таки заметят – что скажешь? Приходила наглая соседка и заставила?..

– Услышал звуки, испугался, что прорвало батарею, – придумал он, – а это вода шумела в трубе.

– Летом?

– Может, испытания были…

Дверь открылась беззвучно, как бывает во сне.

– Спасибо. Постой, пожалуйста, на шухере. Хотя какой шухер, всё равно не успеешь ничего… Идём лучше со мной. Если что, вместе услышали странные звуки.

В комнате, сумрачной от плотных занавесок и по сравнению с остальными глухой, оказалось несколько чемоданов, картонная коробка, стол, узкий полированный шкаф и две застеклённые книжные полки, уставленные тяжёлыми томами. Они мгновенно притянули внимание Олега. Он помог Насте, хоть она и утверждала, что сама справится, поднять на стол большой коричневый чемодан и, отвернувшись, подошёл к полкам.

– Я мигом найду! – как-то бармалейски прошептала Настя.

Она отражалась в стекле, и выходило, будто Олег подглядывает, так что и дверцы пришлось открыть. Чего за ними только не было! Энциклопедический словарь юного художника. Юного математика… Юного спортсмена… Шедевры архитектуры!.. Не выдержав, он коснулся переплётов. Сам бы никогда не оставил такие сокровища, будь они хоть десять тонн!

Он почти не вникал в то, что бормочет за спиной Настя:

– Так, замочек кодовый… Но код мы знаем… Сезам, отворись… Куда ты денешься?.. – недолгая пауза. – Нет… наверное, в шкафу… – И, после молчания, наполненного тихими щелчками, шорохом и взволнованным дыханием, произнесла, будто сбросив балласт и взлетев:

– Вот оно! Надо было сразу подумать…

Она держала вешалку, на которой колыхалось что-то сказочное, сшитое как бы из абрикосовых лепестков.

– Заметаем следы преступления! – распорядилась Настя. И, когда они, положив на место ключ, довольные вбежали в комнату Олега, попросила:

– Отвернись, пожалуйста, на минуту. Я скажу, когда будет можно.

Он послушно уставился в стену, воображая перед собою книжные ярусы.

– Вот и отлично! – сказала Настя, когда минута, кажется, ещё не прошла. Олег не реагировал секунду или две, словно просыпаясь, а затем обернулся. Настя, только снявшая футболку, стояла перед ним в одних коротких синих трусах. Мгновение неподвижности – и с её губ слетел испуганный возглас, тёмные глаза округлились, руки метнулись вверх и прижали футболку к груди.

Олег уже вновь рассматривал стену. Будь здесь настоящие книги – пожалуй, вспыхнули бы от соседства с его лицом. Не четыреста пятьдесят один по Фаренгейту, все девятьсот.