Александр Семёнов - Редкие девушки Крыма

– Приезжай, замечательно будет.

И правда, лучше не придумаешь. Когда сам через год приеду, Таня будет в Питере уже своя, заведёт друзей, познакомит меня с новой компанией… Но и эту мы никогда не забудем и однажды приедем сюда вдвоём: Таня вылечит всем зубы, а я… например, спою что-нибудь новенькое.

Когда я провожал Таню домой, было темно, полная луна катилась над чёрными крышами и вершинами тополей. Мы пересекли автомобильное кольцо и вышли на «бродвейчик» – так называли отрезок улицы между старым Домом Офицеров и почтой, вдоль которого стояли главные достопримечательности городка: красивое здание исполкома, гостиница, магазины, памятник героическому десанту военных лет, наделавшему паники в тылу врага. Улица носила имя командира десанта – капитана третьего ранга Василькова, каждый дом на ней украшала мемориальная доска с именем погибшего героя. Мы знали их наизусть: вот, отражая свет фонаря, блеснул мрамор на четырнадцатом доме – там увековечена память старшины Матвеева, на двенадцатом – лейтенанта Колоса. Я сам, не далее как позавчера, отмывал её хозяйственным мылом до зеркального блеска.

Таня усмехнулась:

– В первый раз буду прогуливать целый день. Урок или два случалось, но чтобы все… Такого ещё не было.

– Не страшно? – спросил я.

– Нет, – просто ответила она, – мне вообще не бывает страшно, никогда. Мама говорит: патологическое отсутствие страха. – И, помолчав секунду, рассказала: – Когда-то в детстве, ещё в Новоозёрном, есть такой городок, гуляли вечером с подружками и забрели на какую-то охраняемую территорию. И на нас кинулась овчарка. Девчонки кто завизжал, стал убегать, кто застыл на месте, а у меня первая реакция, ещё неосознанная: навстречу! испугать её!..

Я представил, и спина похолодела на миг, хотя вот она, Таня, рядом, целая и невредимая.

– И что? – спросил я.

– Она была привязана, это выяснилось в метре от меня.

– И не было страшно?

– Ни капли. Ни тогда, ни потом, когда вспоминала.

– Поэтому мама и говорит об отсутствии страха?

Таня засмеялась:

– О той собачке она не узнала. Надеюсь. Но всё равно, моё вечное стремление поплавать в шторм, попрыгать по камням, походить по узенькой доске на трёхметровой высоте, облазать все крыши… Целый год мечтала стать мотоциклистом, который ездит вот так, – Таня взглядом описала вертикальный круг, – в шаре. Видел?

Я кивнул. Видел в Евпатории, жутковато было смотреть.

– «Если у тебя, Танька, страху нет, думай головой: надо ли оно, какую пользу принесёт, чем может обернуться…», – произнесла Таня серьёзно, как Максим Горький, явно передразнивая кого-то взрослого или всех взрослых разом. – Я думаю, думаю, – продолжала обычным тоном, – и получается: то не надо, это… Скучно, иногда тянет сделать что-то такое, чего не надо. Или даже нельзя.

Наши руки случайно встретились внизу и на миг замерли, касаясь друг друга. Потом я осторожно взял Таню за руку, и она ответила лёгким пожатием. Ладонь была твёрдая, пальцы длинные, горячие, как угольки. «Руки прирождённого хирурга», – вспомнил я.

Мы свернули направо, на другую улицу, прошли мимо моей парадной. Окно нашей кухни было тёмным. Сквозь арку, соединяющую дома, блестели огни парка, и улица называлась Парковая. Небольшая, всего четыре дома с нечётными номерами. Виноградные лианы, карабкаясь с балкона на балкон, обвивали стены до половины высоты, встряхивали на ветру тёмными лиственными гривами.

– До нас уже доросло, на третий этаж, – сказал я. – Летом первые веточки зацепились за перила.

– Мы на четвёртом, до нас ещё нет. А то, представь, собрали бы, не выходя из дома, и никуда ехать не надо.

Из новой арки дуло сквозняком, доносился отдалённый звон гитары, и жизнерадостные голоса вразнобой горланили:

– У нас лучше получается, – сказал я, и Таня кивнула. – Слушай, Тань, – продолжал я, – а вот ты говоришь, нет страха. Это не помешает стать врачом?

– Нет, а почему должно помешать? – ответила она. – Нет страха за себя, а сочувствие к другим есть, даже слишком иногда. В детстве, когда мама брала с собой на работу, больше некуда было деть, я так хотела, чтобы все выздоровели! Помогала, как была уверена, носила какие-то чашечки по коридору. Была такая гордая, что работаю, считала себя настоящей медсестрой. Мне даже сделали халат и шапочку нужного размера… И это касается не только жизни, книг и фильмов – не меньше. Вот, например, ты читал «Апофегей»?