Александр Семёнов - Редкие девушки Крыма

Утром получено штормовое предупреждение, выход на воду отменён. Пластиковые швертботы стоят на площадке, притянутые ремнями; виндсерферы убраны в ангар; «Дракон» и оба яла, четырёх- и шестивёсельный, качаются на растяжках между пирсами. Немирович и Данченко – дежурные по территории. Задача проста: следить, чтобы ничего не сорвало с креплений. Каждые десять минут по очереди осматривают площадку, причалы, остальное время сидят без дела, поглядывая друг на друга так, будто это напарник подстроил гнущий деревья ветер и полутораметровую, с белым гребнем, волну. Как обычно, не разговаривают – да будь они хоть братьями, всё равно на таком грохоте не поговоришь.

И оба, такие разные, жаждут одного: выйти в море сейчас, испытать себя в этих жутких условиях. Я проснулся и наяву задумался о том, как им почувствовать воду. Просто взять и, вопреки запрету… Нет, за это мигом вылетишь из клуба, и все будут крутить пальцем у виска, да ещё родителям доставишь неприятности. Нужна весомая причина. Если кого-то спасти?.. Допустим, девушка решила искупаться, не рассчитала сил, её вынесло на фарватер, и вот они видят в сотне метров от берега беспомощные взмахи рук… Несутся к причалу, прыгают в четырёхвёсельный ял, вставляют вёсла в уключины, режут швартовы, потому что отвязывать некогда, и, то и дело оглядываясь, вдвоём ведут громоздкую посудину туда, где мелькает на волнах голова…

Какая-то мелодрама, ещё не хватало им влюбиться в эту девушку и предложить ей выбрать достойнейшего, а ей давно нравится другой… Значит, так и просидят на берегу до конца дежурства, целее будут. В нереализованных желаниях тоже что-то есть. И всё-таки интересно, на кого она могла бы быть похожа? Конечно, не на Таню. И не на Леру, Марину, Оксану, Настю… Может быть, на Лену? или Машу?.. Как же, полезут они купаться в шторм!

Тут я вспомнил, что нахожусь в палатке посреди леса, и открыл глаза. Взглянул на часы – до подъёма десять минут. Женя с Игорем уже на ногах и тихо переговариваются, растапливая костёр. И на Женю она не была бы похожа… Однако пора и мне вылезти, размяться. Ноги побаливают после вчерашнего, а сегодня будет тяжелее.

Идём пятый день. Начались холмы, каждый новый круче и выше прежнего, сосновые корни, будто окаменевшие кобры, вьются поперёк пути. Солнце не прячется ни на миг, о нежных, прохладных, добрых тучках остаётся только мечтать. Как и о том, чтобы заткнулись, наконец, комары. Разговоров мало, по вечерам не до песен, меньше глядим по сторонам, и фотоаппараты молчат. Лишних килограммов у меня как не бывало. Курящие не прикасаются к своей отраве. Даниил, хозяин гитары, вздумал оставить её на поляне после ночёвки, как бы случайно, чтобы потом хлопнуть себя по лбу и сказать: «Вот дырявый котелок!» Нет, это не дело, это всё равно что друга бросить. Я вернулся, благо прошли всего метров двести, и сразу же заметил прислонённый к берёзовому стволу чёрный футляр. Теперь я несу гитару, а Даниил держится от нас подальше: наверное, чувствует себя виноватым. Ничего, это пройдёт. Надеюсь… Да и сам я, утром поднимая рюкзак, жалею, что взял зеркальную камеру, довольно было бы и мыльницы. Немного пошагав, думаю: нет, зеркалка ещё куда ни шло, но вот два запасных аккумулятора ни к чему. Чуть экономнее пользоваться, и хватило бы единственного.

У нас в группе начинаются мозоли, больные колени, поясницы. Женя, свежая, как и в первый день, на привалах мажет, перевязывает, массирует, даже колет анальгин. Марина стёрла ноги сильнее всех: когда идёт, о боли забывает, но стоит минуту посидеть, и любое движение становится мучительным, льются слёзы. Вечером Женя забирается к ней в палатку, через некоторое время вылезает и рукой сигналит Виталию: всё в порядке, можно заходить. И вот даже по этим жестам и по выражению лица, хитрому и заговорщицкому, сразу понятно, какой она хороший доктор.

Кстати, спирт из её бутыли, как и обещал босс, расходуется только наружно.

Мы идём, стараясь держать темп. Иногда дорога истончается до узкой тропы, пробираться по ней можно только цепочкой, отводя и придерживая нависающие ветви, чтобы не хлестнуть по лицу следующего. Кажется, вот-вот и эта тропа растворится, как сахарная; непонятно, куда ведёт, кто и зачем мог её здесь проложить, но я уже знаю, что возвращаться не будем, рано или поздно шагнём на солидную просеку с двумя колеями, кое-где хранящими отпечатки протекторов. Или вдруг подумается, что мы заблудились: поворот, ещё один, солнце внезапно ударит в глаза, и вроде эту сломанную берёзу не так давно обходили с другого бока… Но Игорь знает дело, и каждый вечер мы выходим на берег озера, к готовому костровищу. Кое-кто засыпает, едва установив палатку, не в силах поужинать, вымыться. Так было до вчерашнего вечера, когда мы наконец добрались до Ладоги. Я сразу почувствовал иной масштаб, словно все наши прежние озёра были ступеньками на пути к чему-то огромному и загадочному, и вот оно раскинулось перед нами – синее, блестящее, бесконечное. «Вон там Валаам, – сказал Игорь, прищурившись и вытянув руку на северо-восток, – километров сорок от нас, можно дойти на байдарке в тихую погоду».