Тонко: «Благодарю, но подарки делают на Новый год».
Или строго формально: «Подтвердите, пожалуйста, возврат».
Я же вместо этого промурлыкала, как в светском салоне: «Благодарю, не стоило».
Я вскочила и рванулась к двери.
Но поздно, поздно!
Мимо окна к лифту прошел Поль Н’Гиен – он вынул почту и держал все в руках.
Я пропала.
Остается одно: затаиться.
Что бы ни случилось, меня нет, я ничего не знаю, ни на что не отвечаю, никому не пишу, сижу мышкой.
Прошло три дня настороженного ожидания. Я стала уговаривать себя, что того, о чем я решила не думать, на самом деле и нет, но думаю об этом постоянно и как-то раз даже забыла покормить Льва, который вертится под ногами живым хвостатым упреком.
А сегодня в десять часов раздался звонок.
2. Торжество здравого смысла
Открываю дверь.
Передо мной стоит месье Одзу.
– Мадам, – говорит он, – я очень рад, что мой подарок вас не рассердил.
Я так растерялась, что ничего не поняла и забормотала:
– Ну да, ну да.
А сама чувствую: пот с меня так и льется. Продолжаю говорить с трагическими паузами:
– То есть нет-нет. Конечно, большое спасибо.
Он мило улыбается:
– Мадам Мишель, я пришел не затем, чтоб вы меня благодарили.
– Не затем? – продолжаю я, соперничая в искусстве изъясняться «замирающими на губах словами» с Федрой, Береникой и несчастной Дидоной.
– Я пришел пригласить вас поужинать со мной завтра вечером. Мы могли бы поговорить о том, что нам обоим по душе.
– Э-э… – промычала я. Ответ – короче некуда.
– Поужинаем попросту, по-соседски.
– По-соседски? Но я же консьержка! – выговариваю хоть что-то связное, хотя в голове полный сумбур.
– Одно другому не мешает, – отвечает он.
Матерь Божия, Пресвятая Богородица, что делать?
Есть, конечно, легкие пути, хоть я их не люблю. У меня нет детей, я не смотрю телевизор и не верю в Бога, значит, мне заказаны те дорожки, на которые люди охотно сворачивают для облегчения жизни. Дети помогают отсрочить тягостное время, когда приходится остаться один на один с самим собой, а внуки еще больше оттягивают этот срок. Телевидение отвлекает от изнурительной необходимости строить какие-то планы на зыбкой основе нашего ничтожного опыта; оно морочит нас яркими картинками и тем самым позволяет увильнуть от мыслительной работы. Ну а Бог усыпляет животный страх перед неотвратимостью того, что когда-нибудь всем нашим удовольствиям придет конец. Поэтому, не имея ни будущего, ни потомства и ни пикселя болеутоляющего, чтобы притупить сознание вселенского абсурда, твердо зная, что впереди конец и пустота, я имею полное право сказать, что легких путей не ищу.
Но тут вдруг почувствовала искушение.
Проще всего было бы сказать: «Спасибо, но завтра вечером я занята».
Есть и другие вполне вежливые варианты отказа:
«Очень любезно с вашей стороны, но мое время расписано, как у министра» (не очень правдоподобно).
«Очень жаль, но завтра я уезжаю на горнолыжный курорт» (фантастика чистой воды).
«Увы, не позволяют семейные обстоятельства» (ничего подобного).
«У меня заболел кот, и я не могу оставить его одного» (сентиментально).
«Я больна, и мне лучше никуда не ходить» (наглая ложь).
В конце концов я уже готова произнести: «Спасибо, но я жду гостей», как вдруг – причиной тому спокойный, приветливый вид стоящего передо мной месье Одзу – время разверзается, и я проваливаюсь в эту дыру.
Белые снежинки опускаются на дно прозрачной сферы.
Это возник в памяти маленький стеклянный шар, который стоял на столе у Мадемуазель, она учила нас в младших классах, пока мы не перешли к месье Сервану. За особые заслуги нам разрешалось взять шар, встряхнуть и держать в ладони, пока последние хлопья не упадут к подножью блестящей Эйфелевой башни. Мне не было еще семи, но я уже чувствовала: это плавное кружение меленьких пушистых хлопьев точно передает то, что происходит в душе в минуты восторга. Время замедляется, растекается, хлопья, не сталкиваясь, застывают в полете, и, когда все они оседают, мы понимаем, что пережили выпадение из времени, сопутствующее ярким озарениям. Будут ли в моей жизни, думала я уже тогда, подобные минуты, доведется ли мне замирать под ливнем медленно и величаво танцующих снежинок, вырвавшись наконец из однообразной суматошной спешки.
Может быть, это чувство наготы? Когда с тела сброшены все одежки, а ум еще отягощают какие-то громоздкие украшения. Приглашение месье Одзу вызвало во мне это ощущение наготы, безоружной наготы одиночества, белые хлопья закружились вокруг меня, и сладко обожгло душу.
Читать дальше