Даша Полукарова - Время невысказанных слов

— Тёмка… — прошептала я и выдохнула: — Поехали.

Мы оказались в машине Стрелина и на безумной скорости погнали по пустым дорогам. Мы не разговаривали, а он гнал так, как будто я могла выпрыгнуть на ходу в любую минуту.

Он выдернул меня из машины, едва закрыв дверь, и в лифте поцелуи продолжились. В лифте и потом у входной двери и в квартире, куда мы ввалились, словно спасались от кого-то.

Мы и правда спасались.

Будто слова Мики дернули за какую-то невидимую струну. Завтра все могло закончиться и не надо протестовать и говорить, что такое невозможно, когда люди любят и бла-бла-бла…

Вот он, пример Марка и Мики перед глазами.

Если не ценить сегодня, у завтра нет шансов. Всего одно слово, всего один поцелуй, одно обещание, одно объятие, один взгляд, — но этого малого, и этого не замечаешь, когда это становится обыденностью. А потом… потом сидеть и подсчитывать крохи? Ну уж нет…

И сейчас лучше нырнуть и вынырнуть с удушающей молотьбой в боку, с чувством, что живешь… Не оглядываться на прошлые ошибки и глупости, все это исчезнет и забудется, только это останется…

Как скидывали одежду, продвигаясь в комнату, как почти упали на кровать, правда, зацепившись ногой за ножку, как торопились, будто все это было в последний раз, как замерли на последнем вздохе…

И секунды, протянувшиеся потом, казались сладкой вечностью. Все… выдохнуть…перемотать и снова: «Счастлива!..»

Лежали рядом, в темноте, под неясным светом интеллигентного фонаря, освещающего лишь часть нас самих, держались.

Головы, плечи, руки. Рядом.

— Как я люблю тебя… — прошептал он в темноте.

— Я знаю, — сказала я и засмеялась тихонько. Он вторил, потом вздохнул глубоко и перевернулся со спины на бок. — Я люблю тебя, Стрелин, — тихо произнесла я, пробуя слова на языке. Как легко можно было это произносить. Как легко можно было говорить то, что и так было известно обоим.

Артем сел ровно, закинув подушки за спину.

— Если бы ты знала, как я хотел выйти с балкона в ту ночь и убить тебя! Убить или закрыть двери и выкинуть все ключи, чтобы ты не нашла. Так и хотелось сказать: «Куда ты тащишься опять, куда лезешь?! Зачем устраиваешь концерты, потом же первая пожалеешь». Но…

— Но не сказал, — улыбнулась я, приподнимаясь и кладя голову на его ноги.

— А ты, конечно же, ждала, — усмехнулся он. — Потому и держался. Разозлился жутко, решил, что не буду бегать, умолять, вырывать вещи. Ты должна была понять всю глупость своих доводов сама.

— А я решила ни в коем случае не возвращаться! Раз уж ты держал марку и не останавливал меня и еще так иронично усмехался, я решила тоже включить старушку-гордость…

— Идиоты, — вздохнул Стрелин.

— Дураки, — поддержала я.

— Но… шутка затянулась.

— Да. И ты решил, что я не вернусь…

— Да.

— А я решила, что тебе все равно. Особенно, когда мы столкнулись в ноябре.

— И потом ты поняла, что тебе вряд ли станет все равно, — тихо заметил он.

Я приподняла голову и посмотрела на него внимательно.

— Ты же слышала тот мой разговор с Лапиным, да? — поинтересовался он. Лапин — фамилия начальника.

— Как ты догадался? — прошептала я, садясь ровно рядом с ним.

— Догадался… Боже мой, Варька, у тебя же все на лице написано! Каждый раз, когда я заводил об этом разговор, у тебя делалось такое выражение… И я специально сказал об этом тогда, в книжном. — Он неожиданно обнял меня за плечи и протянул жалостливо: — Варька, ты просто трогательно-беззащитный ребенок, который взрослее многих моих великовозрастных друзей и знакомых!

Мы помолчали, я не нашлась, что сказать, а Стрелин продолжил, мельком взглянув на меня:

— И я решил покончить с этим!

— С чем?

— Ухожу с работы. Нечего мотаться. Хватит! Питер ничем не хуже всяких заморских городов. Уж моих амбиций для этого точно хватит!

Я так и подскочила на месте.

— Не смей! — я почти кричала. — Не смей, слышишь?

— Ты что? — обернулся он. — Ты же… ты так ненавидела все это. Я ненавидел уезжать от тебя, ты…

— Я все это знаю, Тём, — я села и взглянула ему в глаза. — Но это не лучше. Поверь мне.

— А завтра… что ты скажешь завтра? Когда меня отправят в Австрию? — внимательно посмотрел он.

— Я скажу… — я посмотрела на одинокий фонарь, который дружелюбно светил мне. — Скажу, что это будет трудно, но мы справимся, потому что вместе. Поодиночке мы вряд ли что смогли бы, а теперь мы вместе и больше не совершим тех глупостей. Расстояние не помеха, потому что ты будешь знать, что я всегда приеду и всегда рядом, а я буду знать, что тебе есть к кому ехать. Что ты будешь хотеть этого, вот что самое главное. И это не самовнушение и не самоубеждение. Мы уже прошли через это раз. И после этих четырех месяцев… не знаю, как объяснить, но я чувствую, что теперь нет никаких помех, кроме нас самих, понимаешь? И если вдруг что-то повернется не так, меня утешает, что это, по крайней мере, будет зависеть не от меня.