Андреас Штайнхёфель - В центре Вселенной

– Как ты туда попала? – крикнула Глэсс.

– Залезла.

Это было нетрудно. Со всех сторон на крышу спускались ветви окружавших Визибл деревьев, толстых и прочных, как телеграфные столбы.

– И что ты, черт возьми, там делаешь?

– Ничего.

– Слезай оттуда немедленно. Крыша под тобой обрушится.

– Не слезу.

Глэсс только кивнула, как будто ожидала такого ответа, выключила фонарик и, ни слова не говоря, направилась к дому. Я полагал, что она попытается забраться на крышу через чердак, и в раздумьях, бежать мне следом за ней или оставаться здесь и подождать, что произойдет, все же решил подождать. При мысли о чердаке мне становилось страшно. Я был твердо уверен, что там водились привидения.

Но ничего не произошло. Я стал считать секунды, и прошло пять долгих минут, но Глэсс так и не показывалась – ни на крыше, ни снаружи перед домом. Я испугался.

– Диана!

Ответом была лишь тишина. От неподвижного белого пятнышка на крыше, мерцавшего на фоне черепиц, как фата-моргана в пустыне, и искаженного дрожанием воздуха, по которому хлестали многочисленные крылья, исходило безмолвие. Я вернулся в дом. Глэсс, как всегда в это время, стояла на кухне и заваривала чай.

– Если она считает, что таким образом может победить меня, то глубоко ошибается, – она буквально выплюнула слова в чашку с крутым кипятком, уселась за стол, закурила и исчезла в облаке белого дыма. Забаррикадировавшись чашкой и отхлебывая чай, Глэсс всеми силами старалась создать впечатление абсолютного самообладания, но ее глотки были слишком мелкими и слишком частыми. Я чувствовал, что ей стоит невероятных усилий сохранять спокойствие, которого на самом деле не было и в помине, напротив – ее гнев наполнял всю кухню, исходя от нее волнами, как круги по воде, в которую бросили камень. В горле у меня пересохло, и слова не шли на ум. Я стоял в дверном проеме, а на меня давил всей своей тяжестью дом, на котором сверху восседала моя сестра.

– Я знаю, что делаю, – только и произнесла она, обращаясь одновременно ко мне и к себе самой. Ее слова только усилили мой страх. Судя по всему, я один не подозревал, что происходит между ними, и лишь чувствовал, что надвигается буря: Глэсс и Диана вступали в неравный бой, а полем битвы им послужил Визибл. Но за что и во имя чего была эта борьба? Я не мог представить, чтобы Глэсс действительно беспокоило то, как Диане лижут руки дворовые псы, как мурлычут возле ее ног кошки или как на нее слетаются насекомые, будто она с ног до головы вымазана в меду. Дело было в чем-то другом, более важном.

Глэсс отправилась спать, не удосужившись ни посмотреть, как там Диана, ни пожелать мне спокойной ночи. Я чувствовал себя несправедливо наказанным и выбежал на улицу. Диана не двинулась с места и все еще возвышалась на коньке крыши, как королева летучих мышей на своем троне, проводящая вечернюю аудиенцию. Мне хотелось взобраться к ней, но я не знал как. Чердак был для меня табу. Оставался лишь тот же путь, что избрала для себя Диана, – забраться наверх по дереву. Но уже стемнело настолько, что я боялся не удержаться. Разумеется, сорвись кто-нибудь из нас оттуда, это бы мигом вытащило Глэсс из постели – или уж, по крайней мере, заставило бы ее пожалеть о своем поведении, особенно если бы я погиб, а со мной и Диана; ну и поделом бы ей было. Но, с другой стороны, стоило ли мне вставать на сторону сестры, которая с упорством не меньшим, чем Глэсс, настаивала на чем-то мне совершенно непонятном, да еще при этом с таким же эгоистичным безразличием не замечала моей растерянности?

Скорее всего, лучшим выходом было просто подождать. Я уселся под деревом, закрыл глаза и опустил руки в траву, как можно плотнее прижавшись спиной к стволу, и, вжимаясь в кору, ощущал в себе безмолвную, черную, чего-то ждущую пустоту. Я прислушался. Мне хотелось слышать то же, что слышала она, чувствовать, что чувствовал мой близнец, но моих ушей достигал лишь тихий шорох, издаваемый крыльями летучих мышей, да шепот ветра, крадущегося сквозь ветви деревьев, а мои чувства будоражил лишь возмущенный и отчаянный стук собственного сердца. В какой-то момент я уснул.

Меня разбудило то, что кто-то потянул меня за рукав. Открыв глаза, я долго не мог понять, что происходит, – вокруг царил мрак, и вместо привычной кровати подо мной была голая земля.

– Ты весь в паутине, – сказала Диана. – И из-за этого светишься в темноте.

Она помогла мне встать на ноги, которые затекли от долгого сидения и были будто ватными, подгибались и отказывались меня держать, и отвела домой, в нашу комнату, где тут же разделась и улеглась в кровать.