Андреас Штайнхёфель - В центре Вселенной

– Страсти, дамы и господа, низменные страсти! Не отдавайтесь всецело им во власть! Они одурманивают ваш разум, подчиняют ваш рассудок! И не говорите мне про гормональные бури и неподвластное подсознание. Контролируйте эмоции! Дисциплинируйте ум!

Гендель торжественно расхаживает взад-вперед перед кафедрой, после каждого третьего или четвертого шага замирая, разворачиваясь на цыпочках, как кукла-балерина, и, бросив взгляд на более или менее уснувший класс, выстреливает в нас очередным залпом своих рассуждений.

– Когда-то на земле господствовал золотой век разума. Греческая школа стоиков представляла собой тех немногочисленных храбрых мужей, что отваживались трактовать бога как множественность природных форм, а не как одну-единственную форму, намертво прибитую к кресту. Стоики обличали страсти человеческие как главного врага рассудка. Некоторым из вас уже довелось познать это на собственном опыте: страсть ослепляет, разбрасывая на пути человека свои дымовые шашки, и не дает увидеть за внешней оболочкой вещей их сути. Набирающее силы христианство видело в последователях стоицизма серьезных конкурентов и старалось избавиться от них еще тогда известным способом: чтобы ликвидировать врага, поглоти его. Оно вобрало в себя философию страстоборчества и постаралось изгнать их из людских сердец. В некоторых случаях – огнем и мечом, но неизменно – со страстным рвением! Видите, до чего абсурдна эта ситуация?

Как бы то ни было, обе системы ценностей долгое время просуществовали бок о бок. Стоицизм вплоть до наступления Средних веков не уступал своих позиций и пережил новый расцвет в эпоху Возрождения. И вот в конце концов с неистовой силой его принципы вступили в схватку – одну из самых великих схваток за всю историю человеческой мысли, дамы и господа, и последствия ее мы ощущаем до сих пор! – с принципами романтизма. Не так ли? Вот об этом я и веду речь.

Глядя на то, как у примерно трети класса отвисла челюсть, я смутно догадывался, что ни я, ни кто-либо еще из присутствующих даже не подозревал, что именно об этом речь или что об этом вообще пойдет речь, но тут Гендель решил перейти от общего к частному.

– Приведу пример того, как многолики бывают наши страсти. Всем вам известна наша городская больница – нелепейшее, надо сказать, сооружение из кроваво-красного кирпича, при взгляде на которое отвращение набрасывается на вас и начинает душить, как бешеный бультерьер, и которое давно пора бы отремонтировать, но, впрочем, о чем это я…

Гендель прав – и в самом деле на редкость мерзкое здание, ничуть не похожее на ту роскошную, незнакомую больницу, в которой добрых десять лет назад некто доктор Айсберт привел слуховые конечности маленького «ушастика» в надлежащую форму.

– Так вот, – продолжил Гендель, – немногим среди вас, должно быть, известно, что это здание было воздвигнуто на руинах городской пивоварни, в двадцатые годы сгоревшей вместе с прилегающими зданиями за одну ночь. Пожар, как сами понимаете, случается не так уж редко, и, как правило, о нем следует рассуждать трезво. Но был ли то действительно пожар? О нет. То был поджог, я в этом уверен! И если говорить о поджоге, то не приходит ли вам в голову мысль, что кто-то мог получить за это гнусное дело большие деньги? Конечно, не приходит, ведь это было бы так неромантично – и вуаля, вот вам то, что делают с человеком страсти! Оставим в стороне тех, кого коснулась эта история: хозяина пивоварни, оказавшегося на грани разорения, его семью и прекрасную дочь, руки которой многие тщетно пытались добиться, рабочих, которым давно не платили зарплату, кредиторов, которым давно не выплачивали долги, и прочих, – и вспомним, каких только слухов ни ходило после пожара: о том, что дело было в неразделенной любви, в зависти, кто-то даже говорил тогда о кровной мести! И будто этого было еще недостаточно…

– Распятие, – пробормотали сзади.

– Совершенно верно, – Гендель, иронически усмехнувшись, посылает легкий поклон в ту сторону, откуда раздалась реплика. – Распятие, дамы и господа! Несмотря на то что как сама пивоварня, так и прилегавший к ней дом были в мгновение ока охвачены пламенем, хозяину и всей его семье удалось выбраться целыми и невредимыми. Легенда гласит, что на следующий день в развалинах, еще теплящихся после того, как их поглотил огонь, среди дымящегося пепла и едкой гари нашли распятие – золотое распятие, которое, попав в сердце пожара, должно было расплавиться, да что там расплавиться – попросту испариться! Распятие, которого к тому же в помине не было в безбожном хозяйстве пивовара, – одним словом, чудо!