Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

– А что было на Вуоксе интересного?

– Рыбы немерено, – сказал Джимми. – Вот таких сигов ловили, – добавил он с жестом, судя по которому, добыча не уместилась бы на кухонном столе.

– Ну, насчёт немерено я бы не спешила, – возразила Кристина. – Это ты раньше не бывал, а в этом году так, средненько. Может, уже приелась Вуокса, надо выбираться куда-нибудь на Алтай. Пойдёшь с нами, Андрей?

– Хорошо бы. Надеюсь, получится.

– Уже не терпится, скорее бы! – продолжала Кристина. – Кому-то замуж, а психам в поход. А Джим… кстати, его Женя зовут, будьте знакомы, для него всё было в новинку, так что не удивляйся восторгам. Научился отличать окуня от щуки, ёлку от сосны. Кристину от Инны, да. Очень хорошо научился. А уж какими глазами на Инку смотрел, ты бы видел.

– Да ладно тебе, – пробурчал Джимми. – Один раз и посмотрел всего.

– Зато как!

– Догадываюсь, примерно так. – Андрей выдал новое соло, полное восхищения и чувственной страсти.

– Нет, всё-таки не так круто, – сказала Кристина. – Но похоже.

В этом году Андрей не встречал Инну на Ладоге. Значит, подъехала к ним позже… Она была миниатюрной, гибкой как змейка, самой тихой и на первый взгляд неприметной девушкой среди походников. Высокой Кристине едва доходила до подбородка. Но, вероятно, каждый мужчина из компании Лёни Часова хоть раз, да видел изнутри палатку Инны – уютную, пахнущую восточными благовониями, с разноцветными фонариками под сводом. Может быть, и сам Лёня видел, да и Артём. И Джимми туда же?…

– Молодец! – и Андрей сыграл туш за целый духовой оркестр.

– А кстати, как твоя Алёнка? – спросила Кристина.

– Ты уж разберись, кто из них моя, – ответил Андрей. – Алёнка точно не моя, своя собственная. Пока не звонит. Думаю, у неё и так всё в порядке. А вот и хозяин.

– Голый чай, что ли, пьёте без рома? – спросил вошедший на кухню Артём и поставил на стол бутылку вина. – Давайте её приговорим. Кстати, мне Юрка Шумилов звонил, он судится по делам нашей конторы.

– Я уже давно поняла, – ответила Кристина.

– Представляешь, ему предложили работу в Москве. Такую, что трудно отказаться. Так что, скоро ждите у себя. Бутылка закончилась, в ход пошла другая, и вскоре Андрей забыл тягостное ощущение от первого разговора Кристины и Артёма. Вернувшись домой, он первым делом переписал на компьютер те фотографии, которые можно показывать всем. Позвал маму взглянуть. К его громадному удивлению, Оля маме решительно не понравилась.

– Хищная девица, – сказала мама. – Такая ради своей прихоти кому угодно поломает жизнь.

Андрей удивился, но спорить не стал. Зачем? ведь для себя он давно всё решил.

Утром, едва Андрей открыл глаза, раздался ещё один звонок.

– Здравствуй дорогой, – прозвучал в трубке голос Георгия Вахтанговича. – Не разбудил?

– Нет, я уже давно на ногах.

– Работа есть на завтра. Как ты, согласен?

– Конечно! Хоть сегодня.

– Сегодня нет ничего, а вот на субботу послушай…

Георгий Вахтангович Пирвели, один из немногих людей искусства, с кем Андрей до сих пор поддерживал связь, был великим мастером устраивать свадьбы, концерты, банкеты и всевозможные праздники. Хотя бы два-три раза в месяц он приглашал Андрея выступать и только летом сделал перерыв. Работать с Вахтанговичем было одно удовольствие: он хорошо платил артистам и любил их без тени покровительства, как мудрый отец, а кому-то и дедушка.

В субботу он руководил банкетом кораблестроителей, отмечавших спуск на воду нового миноносца. Задачей Андрея было провести вечер и спеть несколько морских, суровых и мужественных, песен. Андрей знал множество таких песен, были среди них две его собственного сочинения, но он стеснялся в этом признаться, считал их подражательными и потому объявлял народными. Услышал когда-то во дворе и запомнил. Все ему верили.

Андрей примерил концертный смокинг: вроде, не жмёт и не болтается, – порепетировал дома и назавтра во всём блеске выступил перед корабелами, среди которых оказалось на удивление много смуглых черноволосых индийцев. Даже хорошо, что он нечасто занимается этой работой: она не становится рутиной, не успевает приесться. Песни приняли на ура – и, конечно, была среди них первая, которую он спел вдвоём со смущавшейся, неуверенной в себе Олей в первый вечер знакомства:

«Чёрт побери, – подумал он, – если бы ещё дольше тормозил, она бы стала пророческой. А Олька всё поняла уже тогда…»