Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

Ксения пожала плечами:

– Даже не знаю. Просто… ну, чего-то не хватало без них. – Замедлив шаг, она ещё раз оглянулась на голоса и брызги. – Плавали целыми днями, в столовой сидели своей компанией… Два раза в неделю куда-то уезжали на «Икарусе», таком огромном, набивались как селёдки. Возвращались поздно. А в свободное время гуляли, в бильярд играли так лениво, – она медленно отвела локоть, изображая сонный удар. – Знаешь, все друг на друга похожи, вот что удивительно. Все такие высокие, с плечами, лица тонкие. Как на подбор.

– Инопланетяне, – ввернул Рома и загордился собой, потому что Ксения улыбнулась.

Извилистой тропинкой они дошли до Финского залива, искупались в тёплой и почти пресной воде. Ксения всё знала в этой бухте. «Вон там не вздумай нырять, – кивнула она вперёд и направо, – камни под водой. А здесь можно», – и нырнула первая. Рома с удовольствием подержал бы её на волнах, но она сама плавала не хуже ребят из бассейна. И как была хороша в тёмно-синем купальнике – длинноногая, гибкая, с такими смелыми движениями; сколько жизни в одном взмахе её руки! А как блестит вода на гладкой коже!.. Интересно, он-то ей нравится хоть немного? Рома не хотел, чтобы она подумала: «вот позёр», – и всё-таки поворачивался к ней лицом и чуть разводил локти. Пускай он небольшой – но складный, с кубиками пресса и настоящей мужской фигурой, похожей на перевёрнутый конус. От папы достались такие широчайшие мышцы, этим Рома особенно гордился.

Рома чуть прибеднялся, говоря Ксении, что у него нет никаких талантов. Об одном своём таланте он догадывался, хоть и не всегда был ему рад. Да, Марина рисует, Ира учит испанский язык, для неё уже третий; Илья в четыре года так обращается с футбольным мячом, как иным взрослым не снилось. А Рома, лет с двенадцати или даже раньше, – настоящий магнит для девчонок. Знакомятся, шлют записки, просят телефон, и все почему-то старше на год-два и крупнее. Мама, Евгения Васильевна, тихо гордясь, показывала коллегам-учителям фотографию из электросиловского лагеря: Рома, стоя чуть позади, обнимает за талии двух старшеклассниц в топиках, девичьи плечи заслонили его, только два хитрых глаза виднеются из-за прекрасной, смуглой стены. И по лицам девушек понятно: скажет им Рома танцевать – станцуют, скажет ходить на руках – даже не задумаются. Но Рома ничего такого не говорил. Зря вредная Маринка дразнила его донжуаном и альфа-самцом, на самом деле он был скромным, порядочным, и лишнего никому не обещал. Погулять, посмеяться, даже зайти в гости – пожалуйста… а что потом? Рома знал, что бывает потом, и мечтал об этом, но только в одиночестве. Наедине с девчонкой даже подумать не решался. Прошлым летом, когда была сделана та фотография, он, наконец, встретил девочку, рядом с которой можно было помечтать, как они вернутся в город, сходят на дневной сеанс в кино, а потом Лена пригласит Рому домой, где не будет родителей… Да, её звали Лена; она была, как водится, старше на полтора года и с первого взгляда мало отличима от большинства девчонок из лагеря. Кроссовки, шорты, голый живот, лицо без косметики, – только волосы длиннее и гуще, чем у остальных, и голос необычайно глубокий, и руки нежные, даже слишком… «Помоги, пожалуйста, – незнакомая девочка на причале водной станции протянула Роме бутылку кваса. – Тугая, как не знаю что… не могу открыть». Рома взял бутылку и небрежно, тремя пальцами свернул пластиковую голову. «Ого, ну ты даёшь! – воскликнула незнакомка. – Теперь буду знать, к кому обращаться». Рома, отдавая бутылку, случайно коснулся прохладной ладони девочки. А у причала покачивалась двухместная лодка, и вёсла, готовые к работе, лежали на воде вдоль бортов.

«Надо же, какой ты сильный, – сказала Лена, когда Рома, причалив к другому берегу, снял её с носовой банки и поставил рядом с собой. – Если что, сможешь меня защитить?» Рома кивнул, надувшись от гордости, и потом долго удивлялся: как его самого не побил кто-нибудь из старших ребят, её ровесников?

До конца смены они почти не расставались. Забредали вдвоём в самые дальние уголки леса, купались, рассказывали о себе. Рома, подняв Лену на руки, кружил её, пока она не говорила, смеясь: «Хватит!». Тогда он впервые в жизни поцеловался и сперва не понял, что в этом особенного, – но, увидев, как закрылись глаза Лены и участилось её дыхание, понял, что сделать ей приятно – это и есть самое главное.

Рома уже год танцевал, но показывать умение стеснялся: не было никакого умения, ритм он чувствовал средне, движения запоминал немногим лучше. Лена занималась в театральной студии, хотела стать актрисой, и уж она-то не боялась очень серьёзно, с выражением читать наизусть монологи и стихи. Раньше, если кто-то при нём даже бубнящей скороговоркой читал стихи, Роме становилось неловко, хотелось поскорее уйти, – но Лену он был готов слушать и слушать. Она просила: «Повтори. Только змеи сбрасывают кожу, чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями несхожи, мы меняем души, не тела…» Рома повторил две строки, смутился, покраснел и решил, что актёром никогда не станет.