Денис Блажиевич - Новогодний роман [СИ]

— Самый лучший. Похоронный.

Похоронный самогон отправился в грелку. Кроме этого в ААА-Ре находился многослойный коктейль без палочки и лимона от мамы Шарло, достаточно хмельного вина, шампанского, полбутылочки можейковской акриловой бырлятинки от Бом-би-бо и бурлящее красочное Юпи с живописными видами на Джони Уокер от Егора Махоркина. Как бы холодно не было Сергуне, пить такой раствор она отказалась.

— Спасибо, Петя. Я уже согрелась.

— Сергуня?

— Да, Петя.

— Сегодня Новый Год. Вы знаете. — сообщил Запеканкин невиданную весть. — Вот.

На раскрытой рукавичке Запеканкина Сергуня увидела коричневую коробочку.

— Что это, Петя?

— Это вам.

Расстеряха Запеканкин едва не лишился коричневой коробочки. Когда с пушечным громом упал тот горшок, Петя инстинктивно пощупал кафтан. Там ничего не было. Петр вывернул карман и обнаружил в нем дыру. К счастью, он довольно быстро отыскал футляр для колечка. Он лежал на полу поблизости от расколотого горшка. Петр успел подобрать его прежде чем на него с упреками налетела эта страшная дама. Последняя квартирка оказалась совсем особенной. Подарить столько денег.

— Какое оно красивое Петя. — рассматривала колечко Сергуня.

— Оденьте его, пожалуйста.

Сергуня стянула перчатку. Колечко пришлось ей впору. Что и говорить, оно было создано для нее. Элегантное, как будто прямиком из «Касабланки» Джона Кертиса, скромное, как обаяние довоенной польской паненки, вертящей парный фокстрот на краю пропасти и прекрасное, как настоящая верная любовь. Кольцо Янки. Кольцо, созданное Гасаном Гасановичем. Или самим Прусом?…

— Ой. — вспомнила Сергуня. — Петя, а у меня нет для вас подарка. Я забыла, глупая.

— Не надо. — отмахнулся Петр. — Вы мне уже сделали подарок.

— Какой же? — удивилась Сергуня.

Запеканкин отвернулся и пробормотал что-то в кудлатую бороду. Сергуня сумела расслышать. Он сказал.

— Это вы…

В этом месте, полагалась бы, расцветить скромную вязь повествования многозалповым красочным салютом. Достойное окончание для этой прозаической фантазии. «Они сидели тесно прижавшись друг к другу, яркие и крупноплановые своей любовью, а за ними по нищему и блеклому экрану бегало обезумевшее от страха стадо разноцветных тараканов, застигнутых на месте преступления в черной хозяйской кухне. Шаги приближаются. Секунда и хозяйская рука найдет выключатель. Следующая. Брызжет свет, и тараканы взрываются. Горячие уголья, все что от них осталось, согласованно разносит в разные стороны: звездочками и тому подобными тюльпанчиками». Действо было затеяно, чтобы в лишний раз оттенить симпатичных автору героев, и в который раз на примере разномастных «избяных зверей», убедить читателя в торжестве справедливости. Этого не будет. Вернее будет, но несколько иначе. Сцена с салютом планировалась изначально. Раскроемся больше. Она была написана. Чрез небывалое напряжение всех умственных сил, между прочим. Оставалось поместить ее в нужное место, чтобы вышла приличная и содержательная финита. Но вмешалась злая, не подвластная писательскому воображению, воля. Жизнь вторглась. Как удалось установить позднее, некто Некто — заведующий департаментом салютаций и окончательного кадастра израсходовал вверенные ему фонды нецелевым способом, и вместо тополиных пиротехнических зарядов, покрывавших город догорающим праздничным пухом в прежние годы, накупил на ломаный грошик китайской чепуховины. По бумагам все вывел верно, фонды положил себе в карман, а фейерверка город так и не увидел. Как и Сергуня с Запекакнкиным… Тревожно как, братцы… Во рту горечь свинцовая и под ложечкой засосало. Видно, совсем мир развинтился, если коррупция в сказку пробралась, помешала ее логическому овершию. Ну да, не привыкать. Будем как все вывертываться… Барашка в бумажке предлагать. Авось сойдет.

— Однако, бинго! — хлопнул в ладоши донельзя довольный Антон Фиалка. Он наблюдал за Сергуней и Запеканкиным через окно избушки Петра. Фиалка подошел к незатейливому, но добротно сервированному столу. Выпил быстро, по-доброму, на одном дыхании без допсредств.

— Классика… Как думаешь, Черчи?

Черчи положил свою усатую жирную мордочку на сложенные лапы и демонстративно заснул в своем аквариуме. Он не любил этого суетного человека, но тот нравился Петру. Черчи приходилось с этим мириться. Меж тем Фиалка не унимался. Он легко постучал по аквариумному стеклу:

— Эй, мизантроп. Черчи, будь милосерден. Не прошу многого, о насущном молю. Загнусь без аудитории…