По гробовой крышке серого постамента, окольцованного пластиковыми искусственными венками, наступала на здание администрации (бывшего райкома) революционная группа из матроса, солдата и товарища Черевяка. Товарищ Черевяк в своем бронзовом кулаке (едва пережившем цветмет лихорадку 90-х) держал бронзовый же флаг, раскрашенный российским триколором. Под памятником с неофициальным названием «На штурм райкома» печально топтался полосатый тигр с «hand made» картонкой на шее. Семену Марковичу и присматриваться не нужно было. Он хорошо знал, что было написано на картонном плакате: «Гузкин! Кошка — это кошка!» В полосатом тигре обитала Ксения Денисовна Бубубукина уныло яростная женщина, носившая на своей обширной груди медальон с фотографией Новодворской, доедающей последнюю дострелянную коммуняку, а также винтовочную гильзу со спрятанной внутри землей. Ее Ксения Денисовна самолично наковыряла под фундаментом московского офиса ЕСПЧ. 8 месяцев продолжалось противостояние режима и руко (а дальше везде) пожатной личности со светлым лицом и неухоженными ногтями. Администрация отобрала у Ксении Денисовны неправильно арендованный гараж, где он держала без всяких санитарных норм, полагаясь лишь на свое демократическое сознание, кошачий приют на 128 котов и кошек и малолетних котяток. По вечерам после работы Ксения Денисовна Бубубукина одевала взятый напрокат в детском кафе «Смайлик» ростовой костюм тигра и выходила под окна администрации. Страдать в одиночном пикете. Начинался закат. Ими так был славен Деникин-Чапаевск. Из малинового полупрозрачного солнца выступили всевозможных оттенков синего абрисы домов. Панельных домов где-то далеко, на самом краю заката, а здесь, рядом с Гузкиным плавные, умелой рукой начертанные, контуры купеческих особняков и тихих церквей. Такая красота разлилась вокруг, что Семен Маркович не выдержал. Позволил себе немного понервничать. Засадил что есть силы ногой в стену, а потом нехотя оттаскал за волосы своего секретаря-референта Ангелину Степановну Засосайкину.
21 век, а может быть 22 или 23, а может быть пост апокалипсис в легкой хайповой форме, накрыл Деникин-Чапаевск через несколько дней после знаменательного разговора с губернатором. К широкому евро крыльцу районной администрации причалил большой арендованный автобус с рекламой местного святого источника и дондулеевских реактивных миксеров. Из автобуса высыпали… «Да люди. Что это я. Наверное…» — гнал Семен Маркович прочь сомнения. Из своего окна он видел модных, тонконогих и всегда молодых людей. Все как один были одеты в бороды-семинаристки и пивные, совсем несвоевременные, животики. «А нет» — разглядел Семен Маркович — «Некоторые без бород. Девушки? Наверное… Эхе-хе… А сейчас… Ты кто, молодежь? Наверное…»
— Семен Маркович. Семен Маркович. — раздался в кабинете голос секретаря Засосайкина. — Здесь к вам.
Гузкин отошел от окна. Выдохнул с шумом и спросил.
— Кто?
— Крымненашев Зинаид Зинаидыч.
Перед Семеном Марковичем, не понятно каким образом, при закрытых дверях, но вот, буквально, в полуметре от Гузкина оказался человек. Все-таки человек. Это был довольно молодой человек. В малиновых узких джинсах с ветхозаветным ватным гульфиком спереди. По верхнему краю гульфика начинался короткий, наглухо застегнутый, фиолетовый с переходом в лиловый, пиджак. Плотное, на славу откормленное туловище заканчивалось такими узкими плечами, что, казалось, длинные и бессильные, как садовый шланг, руки были пристегнуты прямо к низенькой с бессмертными пубертатными прыщами шее. Имелась голова. К ней прилагалась черная борода и зелено-красные волосы с косой челкой. К отвороту пиджака, как вишенка на торте, был пришпилен круглый значок, а на нем всего два коротких иностранных слова: Me Too. Оглядев эту «бурю и натиск», Семен Маркович Гузкин крякнул. Два раза крякнул. Как селезень при виде уточки на реке. Утром. Когда прёт и прёт язь. Мимо и мимо.
— Крымненашев Зинаид Зинаидыч. — повторил удивительный человек. — От В.В.НеП. Оттуда…
Гузкин проследил за поднявшейся вверх открытой со сжатыми пальцами ладонью.
— Сюда…
Ладонь совершила невероятный гимнастический кувырок, и сжатые пальцы коснулись пиджачного локтя Зинаид Зинаидыча.
— Что же. Присаживайтесь. Чай. Кофе? — должен был сказать Гузкин, а сказал Зинаид Зинаидыч. Семен Маркович присел на самый-самый «губернаторский» краешек своего глубокого кожаного кресла.
Читать дальше