Юрий Козлов - Малый круг

Андрей выбежал из кабинета. Хлопнул дверью. Сейчас его не могла смутить отцовская мрачность. Что мгновенная эта мрачность в сравнении с его целью? А в принципе… В принципе цель была достигнута! Сделан первый, но главный, определяющий шаг. Андрей посмотрел на черное окно, на разобранную кровать и понял: сегодня не удастся заснуть…

…Школьная практика тем временем заканчивалась. Бушевали июньские грозы. Средь бела дня вдруг в серую тьму проваливался город, и впору было зажигать свет в эти предшествующие грому, молниям, ливню глухие смутные мгновения. Пустынными стали дорожки в парке. Володя Захаров подобрал в пригородном пруду гуся с перебитым крылом. Теперь дома у него поселился и гусь, названный Петькой. По слуху и остроте восприятия Петька соперничал с Дельтой. Если Дельта чувствовала Володины шаги еще в коридоре, то Петька вытягивал шею и гоготал, когда Володя только входил в подъезд. Все животные и птицы попадали в Володины руки после несчастий, катастроф и, даже выздоровев, как бы несли на себе отблески прошлых бед. Это в какой-то степени отнимало у них природную непосредственность, делало похожими на людей. Соответственно и любовь их к хозяину была особенной. Казалось, они не желали возвращаться к обычной своей жизни, а видели отныне свет лишь в одном окне — в хозяине.

По-прежнему пытался Андрей целовать Анюту в парке и на лестнице, по-прежнему она не давалась. Кое-какие странности стал замечать Андрей в ее золотистых глазах. Словно сравнивает его Анюта с кем-то, и… не всегда в пользу Андрея сравнение. Золотистые глаза становились сумрачными, ни о каких поцелуях и речи быть не могло. Андрей пытался ревниво выяснять, но Анюта тут же замыкалась, и он понимал, что лишь вредит себе этими ревнивыми выяснениями, что вообще не может быть ничего глупее ревнивых выяснений, когда лишь подозрениями они питаются. И ничего не может быть их бессмысленнее, когда все известно. Как-то по логике оказывалось, что нет необходимости ревновать ни до, ни после…

Почти всегда теперь они ходили втроем: Андрей, Володя и Анюта. Володя преданно смотрел на Андрея, Андрей с мольбой на Анюту, Анюта с жалостью на Володю. Почти никогда не вступала Анюта в разговоры и казалась поэтому Андрею недоступно умной. Собственно, и не надо было ей вступать в разговоры, потому что исключительно ради нее они и велись. Чтобы поразить ее воображение, придумывал Андрей красивые и страшные истории, храбро тратил в кафе деньги. А Володя словно ничего не замечал! Андрей представлял, как, должно быть, дома Анюта выговаривает Володе за его безоговорочное подчинение Андрею, как Володя отмахивается: не говори, мол, глупости, сестра, что ты понимаешь в настоящей мужской дружбе? И уходит кормить Петьку, Трофима, Бисмарка и Дельту. Ответственнейший это момент — кормление животных. Все дома ходят на цыпочках. В полнейшей тишине, нарушаемой лишь звуками, выражающими любовь к хозяину, приступают животные к приему пищи…

Однажды Андрею удалось зазвать Анюту к себе домой. Там он открылся, что станет архитектором. Анюта промолчала, ничто не мелькнуло в ее золотистых глазах.

— Архитектором, — повторил Андрей, — ты понимаешь, что это такое?

— Наверное, это очень интересно… — равнодушно ответила Анюта.

— Это… Это… — Андрей не нашел слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства и удивление, что Анюта этого не понимает. — Это мой путь! Мое призвание…

— Ну да, — ответила Анюта, — строить разные там дома… улицы…

Андрей попытался повалить ее на диван, но, увы, безуспешно.

— Почему? — спросил Андрей, отдышавшись. — Почему ты так себя ведешь?

Анюта тихонько засмеялась. Оглядела высокие книжные шкафы и стеллажи.

— Как много у вас книг…

— При чем здесь какие-то книги?

— Так… У нас гораздо меньше. А из старинных, толстых — один Брем.

Андрей, как гипнотизер, не мигая, уставился Анюте в глаза. В то время он уже знал силу собственного взгляда, впервые проявившуюся в поединке с директором. Уже и механика воздействия была в принципе отработана. Не мигая, не думая ни о чем, лишь внутренне неистовствуя, в самые зрачки собеседнику смотрел Андрей, как бы парализуя их, не допуская в них никакой посторонней мысли, дожидаясь момента, когда задрожат, заплавятся чужие зрачки, — значит, все! На какое-то время побежден человек. Делай с ним что хочешь!

С Анютой, правда, вышло по-иному. Она хоть и не выдержала взгляда, но до конца не подчинилась. Заплакала, закрыла лицо руками.