— О чем вы?
— Жаль, — сказал Петр Петрович, — мне очень грустно от ваших слов, но все равно спасибо вам за эти несколько минут, верите ли, разговаривая с вами, я почти что растворился в воздухе. Спасибо, что вы меня выслушали, что вы… Да просто, что вы пришли сегодня в парк и я вас увидел, что вы есть на белом свете. Я вас никогда не забуду, — стремительно поймав ее ладонь в свою, Петр Петрович запечатлел на ней легкий, как прикосновение падающего осеннего листа, поцелуй. — Так что же, будем прощаться?
«Вот как, — с удивлением смотрела Наташа на Петра Петровича. — Он, выходит, благородная птица, а я мещанка, серятина, тупица. Этакого неземного изобразил… Петрарку. Тот, кажется, безумно любил и не ждал взаимности. Не я, получается, его наказываю, а он меня… Что он там плел про весенний воздух, про какие-то беседки? Нет, погоди!» — внезапная ярость охватила Наташу, но мысли тем не менее работали четко.
— Петр Петрович! — звенящим от бешенства голосом сказала Наташа. — Вы действительно хотите завтра со мной встретиться?
— Минуту назад я умолял вас об этом.
— И сейчас настаиваете, не так ли?
— К сожалению, — улыбнулся Петр Петрович, — одной моей настойчивости здесь мало…
— Так вот, Петр Петрович, — голос Наташи по-прежнему звенел. — Немедленно, сейчас же полезайте в фонтан, перейдите его вброд, и тогда завтра же… в это же самое время мы здесь встретимся! Вы поняли меня, Петр Петрович?
Петр Петрович улыбнулся так нежно, что Наташе сделалось не по себе. «Вдруг шизофреник, юродивый? — мелькнула мысль. — Чего он, дурья башка, улыбается?»
— Всего-то? — произнес между тем Петр Петрович. — Всего-то вы требуете от меня такой чепухи, когда за счастье встретиться с вами я готов отдать все!
И прежде чем Наташа смогла осмыслить его слова, он легко перемахнул через невысокий каменный парапетик и побрел прямо под струи, под колеблющуюся над ними радугу.
Вздох изумления пронесся над парком. Наташа различила в общем этом вздохе и протяжное «Ой, мамоч-ка-а-а!» Лахутиной и тихий свист Бен-Саулы, такая уж была у Бен-Саулы привычка — выражать удивление свистом.
— Петр Петрович, вернитесь! — Наташа сама едва не свалилась в воду. — Люди же смотрят, вернитесь!
Нехотя, словно ему доставляло огромное удовольствие бродить внутри фонтана, Петр Петрович вернулся. Штаны его промокли до колен, облепили ноги, и казалось, Петр Петрович вырядился в какие-то нелепые бутылочные сапоги.
— Все в порядке, граждане, все в полном порядке! — произнес он, как бы слегка кривляясь, что в общем-то было странно для такого пожилого, солидного человека, но уже не казалось странным после того, как он залез в фонтан.
Наташа вдруг заметила, что плачет, а руки у нее трясутся.
— Уходите, уходите немедленно! — сказала она. — Завтра в это время ждите меня, а сейчас уходите! — То были злые слезы, и Наташа уже не думала их скрывать.
— До завтра! — Петр Петрович легко (он почему-то все делал легко) зашагал к выходу.
Наташа кинулась к скамейке, где сидели потерявшие дар речи Бен-Саула, Лахутина и трое парней.
— Сидите? — почему-то накинулась Наташа на парней. — Догоните же его, поймайте! Бить не надо, бить необязательно, но объясните же ему, что… Что…
— Все сидят, я объясню! — вскочил со скамейки двухметровый
Он бежал, точно спортсмен на соревнованиях, высоко подбрасывая ноги, пружинисто отталкиваясь от земли.
«Вы тут пошлейшим образом болтали, Петр Петрович, про Босфор и Дарданеллы, а я, дурочка, слушала… — Наташа подалась вперед, чтобы ничего не пропустить, — но на всякую болтовню есть вот это…» — мстительно погрозила Петру Петровичу кулаком.
Все последующее уместилось в несколько секунд, и несколько этих секунд впоследствии неизменно повергали Димочку (вскоре выяснилось, что именно так зовут двухметрового) в злобный транс. «Я уже почти догонял его, уже каких-нибудь несколько метров оставалось. Я хотел, пробегая мимо, дать ему оплеуху, чтобы он гробанулся на землю, — честно выдал свои отвратительные намерения Димочка, — пробежать немного вперед, развернуться, он-то к этому времени должен был уже подняться, первый раз я не хотел бить сильно, и потом сделать его вот этим каратистским ударом, — Димочка со свистом выбросил вверх длинную, как циркуль, ногу, и всем стало ясно: вмешательство сверхъестественных сил, не иначе, спасло Петра Петровича. — Так вот, — закончил рассказ о своем позоре Димочка, — я почти догнал его, когда он вдруг резко остановился и вот так, — Димочка показал, как именно, — выставил локоть. Сволочь! Я как лом проглотил. Главное, у него это вышло совершенно случайно. Черт его знает, может, к нему в рукав муравей заполз. В общем, он сделал меня в поддых… Тот самый случай, когда стреляет незаряженное ружье, курица кричит петухом, выигрывает лотерейный билет. И все равно мне нет оправдания! Я не должен был расслабляться…»
Читать дальше