Елена Блонди - Ателье [СИ]

В тихой мастерской Патрисий безмятежно спал на куче вечерних платьев, окружив себя хвостом и прикрыв нос лапой в белом чулке. Даша постояла над ним, покачиваясь.

— Ты п-подлец. Я плакала, жалела тебя. А ты, подлец, спишь.

Кот дернул хвостом и приоткрыл желтый глаз, решая, просыпаться или нет.

— Спи-спи, — шепотом сказала Даша, — пошутила я. Спи, мой кот.

Взяла лежащую рядом с кучей записку и сфокусировала косящие глаза на черных буквах.

«Завтра утром чтоб была как штык. Будем оформлять витрину. Если не придешь к девяти, буду звонить на мобилу».

— Да тут я, тут, — ответила Даша буквам. Убрела в туалет и долго плескалась под краном, лила на руки холодную воду. В раскроечной медленно разделась, легла на старый диванчик, поворочалась для уюта, чтоб нигде не оставалось дырок. Пришел неслышный Патрисий, лег поперек живота, заурчав басом. И Даша, перебирая в кружащейся голове события вечера, стала засыпать.

Но что-то тревожило ее, как синий мигающий свет в мобильнике Александра. И повздыхав, она открыла глаза, из которых утекал сон, шурша летучим песком по краешкам век.

Окно. Она не посмотрела в окно на желтые квадратики фотостудии, где каждую ночь маячила черная фигурка! Оттуда невозможно увидеть Дашу, слишком далеко и куча всяких огней перед домами. Но ведь она его видит. А тут получается, один раз загуляла и все, уже не пошла посмотреть, как делала всегда. Может, это Данила, который притащил торт? А что ему там делать каждую ночь? Не надо Данилы, пусть это будет вахтер. Скучно ему, вот он и ходит, машет. Просто так.

Она подумала о себе, ночующей в мастерской. Об Оленьке, что звонит своему фиктивному красавчику мужу. И тот, что в «Орхидее», может быть, он тоже совсем один…

— Патрисий… подвинься. Я сейчас.

Бережно укладывая кота на край дивана, прижалась лицом к гладкой теплой спине. И пошла через темноту, касаясь рукой стульев и вешалок. Осторожно взгромоздилась на табурет, вцепившись в край форточки, приоткрыла ее. Редкий лохматый снег полетел в горячее лицо, сразу стекая щекотными каплями по коже.

Окна под крышей неразличимо чернели. Света не было ни в одном. Но, закрывая форточку, Даша все равно помахала рукой в темноту.

Даша не любила спиртного. Еще в школе, когда с девчонками бегали на дискотеку, покупали бутылку сухого вина, на троих. Прятали в старый почтовый ящик, который принадлежал уехавшей соседке, и, принаряженные к вечеру, ныряли в подвал. Там, за сараюшками с деревянными щелястыми дверями, выпивали бутылку из горлышка, шепотом подшучивая друг над другом. Замирали, когда в подъезде слышались шаги и, хихикая, тыкали початую бутылку за кучу старых ведер в углу. Однажды Аллочка ее уронила, неловко переступая каблуками: залила туфли, была сдавленным шепотом обругана… Девчонки из параллельного, как рассказывала Валюшка, покупали сразу водку, делали по три-четыре глотка, этого хватало, чтоб танцевать весело и, не стесняясь, перемигиваться с кавалерами. Однажды, когда душевные подружки на дискотеку не пошли, Даша увязалась за чужой компанией, послушно выпила свои несколько глотков водки, но никакого удовольствия от горечи в горле не испытала, только утром сильно болела голова.

Позже, после школы, научилась и водку пить. Заодно узнала кое-что о себе — после нескольких рюмок крепкого становилось ей море по колено и тянуло на всякие приключения. Так что, пылкий танец в «Собаке» для нее неожиданностью не был.

Могла и еще чего учудить, уныло думала поутру, ползая среди разбросанных драпировок на подиуме новой витрины. Хорошо, вовремя на слезу пробило, и попросилась домой…

— Тут поставим блондинку. — Галка выпрямилась и, убирая с носа длинную челку, ткнула пальцем в угол, — надо прикинуть, как подсветку развернем… жаль у нас все три — бабы. Не было мужиков на распродаже. Поломанный один продавался, да зачем нам поломанный.

— Ну их, вообще, — отозвалась Даша, подавая хвост драпировки Мише, который, порхая с молотком, приколачивал края ткани к фанерной облицовке.

— Но-но, — оскорбился тот, — ты свои комплексы на дизайн не переноси!

— Не люблю я пластмассовых, дурацкие они. Щеки гладкие, как у девочек. И глаза тупые. А ты, Миша, живой, ты лучше, — наспех придумала комплимент и поморщилась, прикладывая ко лбу холодную ткань.