— Ужас…
— Я ее уволила. Она хороший мастер. Но я не могу, понимаешь?
— Понимаю. Но… ты же сама его выгнала, Галь? — осторожно уточнила Даша.
— Ну и что! Так что, можно его уводить, значит? — Галка фыркнула, задирая квадратный подбородок.
— Э-э… — Даша сунула чашку под кран и спросила о другом:
— Слушай, он про куртку балаболил. Мех говорит, хороший такой мех.
— Угу. Я ему ламу на капюшон поставила, и на подкладку. Ни у кого такой нет.
— Ламу, значит…
— А что?
— Да ничего. Пока ничего.
Солнце хрустело снегом, швыряло в глаза плоские блики от множества окон, выжимало слезу. Морозец щипал щеки. Даша несла сумку с Патрисием и держала Галку за локоть, чтоб та не поскальзывалась на своих высоченных каблуках. Иногда оглядывалась, гадая, вдруг увидит непутевого Колю в любимой куртке. И думала, что Патрисий, унюхав ламу, сам укажет ей, кто из пробегающих мимо мужчин орал ночью под дверью.
— Вот, — сказала Галка, распахивая дверь в ателье. На стене примерочной висело бальное платье. Царило, раскинув колоколом пышные юбки, мягкими бликами золотя пол.
— О-о-о… как это ты? Роскошно стало!
— Отпорола и проклеила. Всю юбку. И пришила снова.
— Какая краса, — Даша потрогала подол, покачала легкий, посаженный на косточки кринолин, — тебе памятник надо поставить. Это ж сколько работы. Ты прости, что я ночью, звала тебя.
— Да ничего, — не сводя глаз с царского платья, Галка расстегивала своего леопарда. Потом обхватила Дашу за плечи и проговорила ей на ухо, чтоб не слышали другие:
— Я и пришла бы. Но я тут, гм, не только шила… Не бросать же человека.
— Ну, ты даешь.
— Да, — скромно согласилась Галка, улыбнулась и стала вдруг до невозможности хорошенькой.
Глава 3. Передник для Ефросиния
В которой текильщица танцует, мексиканские овцы впадают в истерику, а Даша убеждается в психологической важности своей работы
Новый год Даша не любила. В детстве праздник складывался из радостного ожидания подарков, елки и мандаринов. И она с удовольствием рисовала на окнах жирной гуашью ярко-зеленые игольчатые ветки, увешанные цветными шарами, да так красиво, что мама ахала, и рисунки не стирались со стекол до марта. Но детство закончилось, и декабрь превратился в свистящую дыру, куда утекало время. Время-время! — кричало все вокруг. Надо успеть! Подумать о подарках родителям и брату Тимке, друзьям и самым близким подругам. О праздничном столе, о платье, которое шилось, да не дошилось, еще к прошлому дню рождения. О новогодних открытках и письмах. Видно, чего-то Даша в этой жизни не умела, потому что праздничные хлопоты с каждым годом становились все увесистее, и к бою часов она прибывала усталая, со слипающимися глазами и полным нехотением скакать и резвиться. Пока однажды, пару лет назад, не сказала — хватит. Еще не объяснив даже себе, чего именно хватит, просто остановилась и позволила жизни идти, как ей захочется. И, отправив родителей в гости, а двенадцатилетнего Тимку отпустив с запасом фейерверков к другу-соседу, осталась в доме сама. Валяясь на диване (в новом, неожиданно дошитом платье), щелкала пультом, потом слушала музыку, а потом выпила бокал шампанского, салютуя отражению в зеркале. И заснула. Чтоб рано утром одеться и выйти в пустой город, спящий, усыпанный фантиками ночного веселья.
Это было удивительно хорошо.
Даша вздохнула и, прогоняя воспоминания, половчее взяла в руку тяжелый баул. Галка осталась в клубе, куда они поехали на примерку, а Даша везла в ателье срочные, уже подогнанные вещи.
Ленивые праздники остались лишь в памяти: самое горячее время для тех, кто делает женщин красивыми — перед большими торжествами. В бауле лежали наряды для официанток мексиканского ресторана «Эмилиано», сексуальное платье для текильщицы (кто ты, извини, я не расслышала? А-а-а… вот как…) и кожаные заклепанные ремни мальчикам-вышибалам. Быстро-быстро, все надо отшить за неделю, а эти, по выражению Галки «овцы», даже на примерки ездить не могут, работают сутками.
Ресторан на Арбате недавно открылся, и в дымных глазах владельца плавали неясные даже ему мечты о дизайне, концепте и прочих интересностях.
— Я вот хочу! — монотонно говорил он, распахивая перед девочками тяжелую штору из грубо сшитых коровьих шкур (Даша ахнула и затрепетала, к натуральной коже она питала особую любовь), — хочу я, чтоб… ну вы сами догоняете, да?
— Ну… как бы… — дипломатично отвечала Галка, выкидывая на деревянный стол наметанные платьица и передники. И владелец Павел Петрович (да вы меня просто — Паша, попросил он, цепко оглядывая коренастую Галку и высокую, угловато-изящную Дарью), кивая, прикрывал глаза:
Читать дальше