Елена Блонди - Дискотека. Книга 2 [СИ]

— Фу, — горестно расстроилась Ленка, совершенно не понимая, что делать. И даже всяких бессовестных тайных мечтаний не хотелось ей с самого дня приезда, потому что и их никуда не воткнешь, ни в одну их реальностей, а мечтать о ком-то еще, например об Алене Делоне или том актере, что играл Виннету, и в Ленкиных мечтах когда она засыпала, превращался в Вову Индейца… О них она не хотела.

И она просто закрыла глаза, устав думать, но продолжая думать уже немного другое. Пашка сказал, расскажи мне. Фигушки, не станет она ему рассказывать о Панче. Но получается, здесь ей совершенно некому рассказать о нем. Получается, доктор Гена с его циничными усмешками и ледяными словами — единственный, кто мог ее выслушать и понять, пусть и наговорил потом такого, что Ленка бесилась и его почти ненавидела. А тут…

Рыбке такое не нужно, ей бы разобраться со своим Ганей, это раз. А во-вторых, совершенно понятно, она никак не поймет, что именно чувствует Ленка. К брату. Совсем пацану. Поворачиваясь и плотнее закутываясь в одеяло, Ленка представила себе недоумевающее Олино лицо, для которой эти вот неясности и тонкости, их не существует — Ленка немного понимает как у Рыбки устроена голова. Викочка — вообще не вариант. Взрослые? Еще лучше. Вернее, хуже. Наверное, ее понял бы Петя. Даже точно, понял бы. Хотя он тоже в ответ наговорил бы всякого нехорошего бреда, но зато бред был бы в тему. То есть, выслушал бы и возражал. И Ленке стало бы неприятно. Но они говорили бы именно об этом! А еще…

Она села, запуская пальцы в волосы. Ее понял бы Кинг. Почему-то она уверена в этом. Но тоже по-своему, и в ответ говорил бы свое, для Ленки опасное, и для их с Валиком будущего не сильно такое светлое и приятное. Зато говорил бы он именно об их будущем. Но с ним нельзя.

Вздыхая, она снова легла. Придется ей самой. В одиночку. Ну и ладно. У нее есть голова на плечах. Когда тоска отступает, жить как-то можно. И нужно жить. Вдруг завтра письмо, а она тут вся извелась и почти похоронилась.

Ленка вытянулась, поджимая пальцы на ногах и зевая до хруста в челюсти. Закрыла глаза. Ладно. Раз так, то и мечтать она пока станет о самом простом. Как завтра придет из школы, быстро возьмет ключик, и из ящика ей в руки выпадет конверт, с незнакомым почерком, она ведь и не знает, как он пишет. И там будут слова, от Панча — Ленке Малой. Смешные. Не как у всех. Или она придет, а мама ей говорит, Лена, тебе там письмо, я положила на полку. Странно, кто это тебе пишет… А она ей скажет…

В темном дворе гудел ветер, который принес, наконец, зиму, настоящую керченскую. И она заморозила голые тротуары, и голые деревья, сперва полив их стылым дождем. И теперь все как спрятано в стекло, даже усталая трава, даже тонкие веточки. Ноги в сапожках мерзнут, неудобно ходить, каблуки скользят. А на шею приходится накручивать старый шарф, он не сильно подходит, но на другой нету ниток, чтоб связать. И вообще, засыпала Ленка, видя перед глазами солнце и желтый песок, а еще — сухие стебли золотой травы, зачем зима, нам ее не нужно, мы сидим на палубе маленького катера, ветер горячий, веселый, шевелит черные волосы Панча, треплет Ленкину цветную юбку. Катер везет их на Остров, теперь это будет их место, навсегда. Ленка его забрала у Костромы, у девчонок, у всех, кто приезжает туда просто купаться и отдыхать, не весь, конечно, пусть отдыхают. Но есть тайное место, куда она однажды ушла совсем одна, там зеленая прозрачная вода, песок без краев и звонкий ветер. Там никто не найдет их, там они поставят сначала палатку, и будут в ней жить. По-настоящему. Как…

Она открыла глаза в сон. Улыбнулась внимательному лицу над своим лицом.

— Ле-на, Ма-ла-я, — сказали губы, совсем рядом.

И она, обнимая голые плечи, задохнулась от счастья. Потому что он был уже совсем не мальчишка четырнадцати лет, а вполне взрослый парень, щека кололась щетиной, и тело сильное такое, гибкое, впереплет с ее мягким.

Значит, я тоже взрослая, подумала она, принимая его поцелуй, такой — сладчайший, и я его старше, но совсем ненамного, ну ладно, мне двадцать да, например… а ему тогда…

Это было так здорово, и одновременно где-то внутри покалывало страхом, и что-то там в этом страхе пыталось сосчитать, а когда же это, сколько нужно ждать — до этого вот…

Но она заснула, радуясь тому, что заснула вовремя.

В комнате было совсем тихо и слышно, как за окном по жестяному подоконнику стукает дождь, скатываясь и шлепая о замороженную землю палисадника. Ленка удобнее села на диване, поджимая босые ноги под халат. Растрепывая пальцами, снова потянула нитку из старого свитера. Она нашла его у мамы в шкафу, валялся с рукавом, прогрызенным молью, и мама все хотела его выкинуть, но тут Ленка научилась вязать. Немножко. И сразу свитер забрала себе, распорола, и теперь, окуная пальцы в мисочку, где была намешана вода с уксусом, аккуратно тащила нитку, от времени и стирок вросшую в плотное свалявшееся полотно. Осматривая серые пушистые клубки с узелками, прикидывала, что выйдет, может быть, шапка, или лучше пусть нормальный длинный шарф, такой, как Олесе принесла мать, импортный, с золоченой лейбой у бахромы.