Елена Блонди - Цветок для двоих [СИ]

— Пять лет, — слышался в свете, окруженном спящей темнотой сада, мужской голос, — ты читала мне, анэ. Нет закон, но я понимаю, я думаю, было так. Дочь стала настоящая наследник, по закону, после пять лет ее. Потому что это время, когда принц пуруджи может пытаться быть отец сына. Граница. Так?

— Э-э… Ага, — Шанелька покивала, оставляя в голове сад, домик и пару счастливцев в нем, — то есть, принцу дается пять лет, чтобы сделать еще попытки. Если за пять лет не рождается сын, то дочка становится законной наследницей престола Пуруджи. Ну да, Леон как раз это и пишет. А еще пишет, что упрямая детка Еления, увидев, что истинный не приручился, ой, извини, то есть — не захотел остаться с ней, а был ли у него выбор? Может, договор действовал как раз эти четыре года и Чизиз исполнял его? Неважно. Главное, он вернулся к своей Хеит, и тогда Еления написала Леону «милый дедушка, приехай, забери меня отсюда»…

— Нет дедушка, — озаботился Джахи.

Шанелька выставила перед собой ладонь:

— Снова извини. Это фигура речи. Из русской литературы. В общем, она пишет, что плевала на все эти страсти-мордасти…

— Нелечкин, не увлекайся, Джахи уже перестал тебя понимать, — Крис смеялась, слушая быстрые слова.

— Ничего, ты ему переведешь обратно, с русского на русский и снова на русский. Когда я спать пойду. Так вот…

Она прервалась, в замешательстве оглядывая спокойные лица собеседников, какие-то слишком спокойные.

— Я снова что-то не то? Ну, извините в тыщный раз. Я устала, скоро пойду свалюсь. А вам, конечно, нужно поговорить только вдвоем, уважаемые хеб и анэ. Вы же — Хеит и ее истинный! Так вот… Еления наплевала на будущие блага, осердясь на чужую любовь. Дождалась Леона и уехала, бросив тут все — даже личную корреспонденцию. Между прочим, я посмотрела сегодня, про этот испанский городишко. В таком месте и я бы жила-поживала. Особенно с другом, который пестует роскошный городской парк, полный роз. Особенно, если дивные стихи прекрасный пуруджи посвящает не ей. Так что — правильно сделала, со всех сторон. Ой!

— Что? — с заботой вопросила Крис.

Шанелька посмотрела на Джахи. Вернее, осмотрела очень внимательно, сводя светлые брови и выпячивая нижнюю губу, будто сравнивала с чем-то.

— То есть… Наша стальная женщина Ираида, бывшая Идочка. Вся такая в кудряшках. В смысле когда-то. Она твоя родственница, получается?

— Не прямая, — поспешно вклинилась Крис, — так, седьмая вода на древнем киселе.

— Ты можешь как-нибудь ее навестить, — размышляла Шанелька, — она, конечно, старенькая совсем. Так что, я б не тянула. На твоем месте.

— Гм, — сказала Крис, — ну, не такая уж и дальняя. Практически считай внучатая бабка. Как там? Бабчатая тетка? Тебе. Как-то так.

Повисшую паузу снова нарушила Шанелька, зевая во весь рот:

— Замечательно, что великие Хеит выбирались не по кровному родству. Правда же? А то мы совсем бы запутались, кто, кому, кем и за что. В смысле, нафига.

— И почто, — поддержала ее подруга.

Шанелька встала, стараясь не смотреть на собеседников. Допила свой стакан и поставила его на стол. У самого выхода, стоя среди белых ажурных колонн, сказала, не оборачиваясь:

— Джахи. А можно сейчас сделать свет? В саду. Ненадолго, пока я иду спать.

— Да. Моя прекрасная анэ.

Он тоже поднялся, делая что-то за ее спиной невидимое. Мягкий щелчок волшебно засветил тысячи ламп и фонариков, спрятанных в листьях.

— Да, — сказала Шанелька, спускаясь и неся в руках серую толстовку, а светлый подол колыхал медленные шаги, — да, вот так. Спасибо, кхер хеб Джахи. Спокойной ночи.

Она шла, не торопясь, слушая сонные звуки листвы, шевеления птиц в ветках над головой. А еще — тихий разговор, оставленный ею в аннуке. Пусть они там. Им конечно, есть, о чем поговорить в последний вечер. Завтра у Джахи нелегкий день, снова встречать каких-то важных гостей, и может быть сам президент Асам почтит архив визитом. Хеб проводит небесных ани на рейсовый автобус, он предлагал им поехать машиной, но они отказались, чтоб не отягощать его лишними хлопотами. Да и потом — долгое прощание — лишние слезы. Это, конечно, фигурально, насчет слез, но все-таки. Каждая ситуация имеет свою завязку, кульминацию и развязку, как любой сюжет любой истории. И самая прекрасная развязка, понимала Шанелька, это — двое в тихой беседке, где никто не мешает им говорить. Или — не только говорить. Но это уже дело только двоих.

В коттедже, совсем усталая, она умылась. Выглянула в узкое окно, и как раз в это время сад погрузился в предутреннюю темноту, ей показалось, она услышала мягкий щелчок на панели с рычажками и кнопками. Но сразу Шанелька не легла. Села на табурет перед подзеркальным столиком. Вытащила из косметички упакованный в полиэтиленовый пакет маленький вощеный сверточек, потерявший форму. Вздохнула, вертя в руках. Совсем промок там, в хлорной воде бассейна, теперь вот высох. Отгибая смятый клапан, снова обругала себя кулемой и клушей. Сунула внутрь палец, морща нос от запаха сырости. И что теперь? Выкинуть это влажное месиво, никому не признаваясь? Ведь не сунешь обратно в бювар, притворяясь, что ничего не произошло, сырость пойдет дальше, испортит хрупкий от времени бархат, и желтую бумагу со стихами. Некоторые сегодня вечером Джахи им читал, нескладно переводя на русский язык, а Шанелька, слушая и глядя на четкий профиль, обращенный на Крис, мысленно переводила неловкие строки в тихие и печальные слова, они улетали в темноту, словно боялись яркого света, и там оставались, присаживаясь на ветки и цветы невидимыми спящими птицами.