Елена Блонди - Под облаком [СИ]

С новыми шторами кухня стала удивительно уютной. Уходить не хотелось, тем более в мрачную комнату, куда свет приходил лишь к закату, но тогда сразу нужно выйти и встретиться с ним, этим светом оттенка летучей бронзы. А комнату убрать потом, всё равно только сложишь все чертежи и рисунки, как снова разворачивать рулоны и, кладя по углам блинчики от старой гантели, ползать на коленях, проводя мелками нужные линии.

Дело шло к вечеру, краешек нежно-зелёной шторы, расписанной крупными ромашками, светил красноватым, не своим, и Света заторопилась. Подталкивая кота, чтоб не наступить на дурака, ушла в комнату, оглядываясь на желтеющее окно, быстро вытащила из шкафа снова — как и вчера — джинсы, пару носков, белый лифчик и свежие трусики. Перебрав ящик с футболками и майками, нашла любимую — чтоб не висела балахоном, но не короткую, — не любила, приседая на корточки с камерой, ловить на лопатках задравшийся подол. На черной тишотке ближе к плечу скалился мутно напечатанный череп. Намеренно мутно, специально не на груди. Очень нравилась. И сидела хорошо.

Зеркало в коридоре и удобная старая тумба перед ним — хоть сумки ставь, хоть сама залезай, — не шелохнется. Света, двигаясь мерно и привычно, вынесла раскрытый рюкзачок, проходя мимо тумбы, складывала мелочи, чтоб не забыть. Запасные батарейки в старом чехле от телефона, и там же — ещё одна карта памяти для фотоаппарата.

Ушла в ванную чистить зубы.

Салфетка для объектива, кошелёк, телефон. Сняла с вешалки ветровку и, туго свернув, запихала в полиэтиленовый пакет.

Быстро расчесалась, прихватила волосы заколкой, чтоб не падали на щёки.

Снова глянув в сторону окна, сунула в рюкзак старый чехол от зонтика, в котором прижился крошечный разобранный штатив — три ножки и круглая голова размером с орех.

Ах да, плеер! Два часа улицы, пятнистых платанов с резными листьями, ромбиков и квадратов цветной тротуарной плитки. И стеклянная невидимая стена, отделяющая её мир от мира прохожих с их разговорами. Иногда Света любила слушать, о чём говорят, но когда шла быстро и мерно, радуясь каждому шагу, то музыку в ушах любила больше.

Соседки проехали мимо, не вставая с лавочек, кивки их остались за пределами глаз, песня в ушах была та сама, нужная. А над белым домом, что выстроен поперёк, в три разновеликих этажа, с ажурной кованой решёткой на широком заборе, — стояла огромная туча, скребла толстым животом по макушкам акаций, смотрела на Свету сверху, и та была маленькая-маленькая. Какая и есть по сравнению с тучей в полнеба.

Ещё десять шагов, и в просвете между домами брызнули тёмные солнечные лучи, такие тяжёлые, будто их выковали. Свет стал дивным. Пришлось на ходу снимать рюкзак и доставать камеру. Вон — сидит голубка на еле видном проводе, между тучей и веткой акации, и солнце подпирает круглую птичью грудку бронзовым светом. А за крошечной птичьей головой, чуть выше её — бледное пятно полной луны. Будто терли-терли, отмывая пятна, и перестарались.

Монета луны. Свете нравилось думать, что у луны всего одна сторона, пусть будет так, никаких жребиев, он всегда один. Это можно обдумать со всех сторон, и мир станет больше.

На перекрёстке под сидящей голубкой замедлила шаги, но не остановилась, мысленно бросая свою собственную монету, что должна указать, куда сегодня пойти. Иногда Света знала куда, но предпочитала не думать, каким путём, слушая свои маленькие, но важные желания. Иногда и цель прогулки тоже выбиралась броском невидимой монетки.

Вниз по узкому тротуару, мимо магазина, рядом с которым за столиками сидели с пивом мужчины, дальше к автовокзалу. А там — или прыгнуть в подъехавшую маршрутку, или пройти к светофору, где путь снова делится надвое: или налево в сторону морвокзала, или направо — к началу тенистой пешеходной главной улицы.

Каждый путь снова и снова двоился или троился, выбирать на ходу было чудесно.

А если не вниз, то — вправо, мимо пятиэтажного общежития, углубляясь по тропинке под старой шелковицей в полный цветов двор старой пятиэтажки. На середине тропинки в кустах сидела старая каменная лягушка размером с собаку, плавно скруглённая в морде и боках, почти без выступов, но, тем не менее, — лягушка. Кто сделал и посадил тут — неизвестно, но Свете нравилось, проходя мимо, вспоминать: ещё школьницей по телефону говорила подружке: «у лягушки встретимся» —, и та отвечала: «да, хорошо».