Николай Бойков - Африканский капкан

Родон Герасимович Плексигласов толкнул наружу дверь передвижного вагончика,

вдохнул, счастливо щурясь, полную грудь раскаленного солнцем воздуха, сморщился, пережевал и выплюнул вслед пропылившему блоковозу цементную муть.

— Товарищ прораб! — окликнули.

Он повернулся. С удовольствием выругался, не стесняясь смотревшей на него красавицы:

— Чтоб твою пылевоза мать!.. — Кивнул. — Как дела, Маша? — И совсем уже громко. — Чего там?!

Шагнул по земле: голубые джинсы, белая рубашка, белые с красными полосами бегунки на ногах; улыбка — белая бусина в толстых вывернутых губах.

Людей не обходил. С удовольствием ждал: уступят или не уступят дорогу. Кого-то хлопнул по плечу:

— Как дела, Коля?

— Я не Коля, я Саша

— Не серчай, Саш. Так надо, Сашок. Начальству положено интересоваться: что? как? Ошибся — не велика беда, — зато внимателен. Я в трест приезжаю, меня и Кириллом, и Васей, и Львом Парамоновичем зовут, а я улыбаюсь: согласен. Так-то, Сашок. Закуривай.

— Товарищ прораб!

— Иду-иду.

У растворного узла два бригадира отгоняли друг друга от самосвала с раствором.

— Карафулиди! В чем дело? — легко перепрыгнул через траншею под фундамент и подошел к черному в желтой майке Карауфулиди.

— Послэдний раствор… Песок кончился… Ты товорыл, послэдний раствор мой будэт… — слова сыпались барабанной дробью.

— Не горячись, — потрепал старика Карафулиди по плечу, — разберемся.

— Но…

— Молчи, Зайцев. Я тебе что сказал? — заговорщицки подмигнул Карафулиди. — Нэзамэтно возьмешь, твой будэт. Не сумэл? Молчи тепэр.

«Нет, — самодовольно думал Плексигласов, шагая по участку и разглядывая беспорядочно разбросанные по строительной площадке кирпичи, блоки, доски, — нет, дурак был великий комбинатор, что пошел в управдомы. Милое дело — прораб».

Уже у вагончика его опять догнал Зайцев:

— Родон Герасимович, мне-то что делать. Шесть человек стоят. Действительно, шестеро стояли за спиной Зайцева.

— А-а, — почесал затылок. — Слушай. Найди где-нибудь экскаватор. Вот так надо, — провел пальцем по горлу.

— Где я его найду?

— Найди. Точка.

— Экскаватор найти сейчас… это червонец, — недовольно начал кто-то из шестерых.

— Что-о? — Плексигласов от неожиданности даже закосил на один глаз. — Я вам сколько закрыл в том месяце? Мало? Другие дугой выгнулись — столько не получили.

— Да я ничего.

— Ничего… то-то. Мастер! — крикнул в окно вагончика. И тотчас черноволосый парень выскочил на крыльцо. — Ты почему не обеспечил бригаду раствором? — Плексигласов постепенно повышал голос. — Почему бригада стоит?! За чей счет им закрывать наряды?! Молчишь? Сопляк, понимаешь. Не подскажешь — ничего сам не сделает. — И уже спокойно, почти устало, — иди, Зайцев, иди. Сообрази там… — Поднялся на крыльцо, подталкивая за плечи мастера.

Вошли. Плотно закрыл дверь. Оба расхохотались.

— Ну и артист ты, Родон Герасимович.

— Так надо, — развел руками. — Принял меры. Подстегнул мастера. Мы же понимаем друг друга, а? — Довольно потер руками джинсовые ляжки. — Я еще и не то могу, Славик. — Подмигнул. — Короче, мне в одно место надо по делам… — Растопыренной ладонью покрутил у виска, будто завел воображаемую пружину. Продекламировал.

«Нам солнца не надо — нам партия светит. Нам хлеба не надо — работу давай!»

— Родон Герасимович, сам придумал? — восхищенно спросил Слава.

— Что ты! Что ты, Слава! Я только присматриваюсь к общественной стезе… В общем, я пошел. А ты работни как-нибудь… Привыкай принимать самостоятельные решения.

Компания была сбитая. Видно, не впервые собирались вместе.

Роль Славика определил Родон:

— Ты, старик, сегодня ухаживаешь за этой девушкой. Идет?

— Маша меня зовут.

— Значит, Машенька. Очень приятно.

— Ты смотри, какой шустрый. В отца пошел. У него отец в пятьдесят шесть ушел к другой женщине. По любви. — Родон со значением поднял палец и рассмеялся. — Не обижайся, старик, — хлопнул по плечу. — Это я больше для Маши. Предупредил, так сказать. Танцуем, друзья! Музыка!

«Я спросил у ясеня, где моя любимая…». — И что же вы теперь, живете с матерью?

— Да.

Было приятно танцевать с ней. Спрашивая, она смотрела ему в глаза, чуть откидывая голову. И хотелось погладить и выпрямить вздрагивающую спиральку волос у нее на виске.

— Извините, вам, наверное, неприятно, когда говорят об отце?

— Отчего же. Нет вовсе… Я странно отношусь к нему, будем еще танцевать? — Вы хотите?