Демон и Люська сегодня дежурные. Грустя, Демон пробует развести костер. На мокрой газете у него покоятся два прутика.
— Не выйдет ни хрена, — говорит Борман, подходя сзади.
— Может, выйдет? — мечтательно предполагает Демон.
— Иди дров нарви, — тихо приказывает Борман. — А то убью.
Борман сам присаживается и разводит костер. Теперь Демон стоит у него за спиной и ласково наблюдает. Борман оборачивается.
— Я уже в лесу, — лучезарно улыбаясь, быстро говорит Демон.
Борман заколачивает рогатины.
Демон приносит тоненькую веточку.
— Что-то нет дров-то в лесу… — озадаченно говорит он, ломает свою веточку и заботливо подкладывает в огонь.
— Воды принес? — стараясь быть спокойным, спрашивает Борман.
— Ой, забыл.
— Убери носки с рогатины!! — орет Борман на Тютина.
Тютин, сорвав носки, отскакивает на другую сторону поляны.
Потом Демон пилит бревна, на которых мы вчера сидели, и пилу его заклинивает. Демон бросается рубить чурбаки и всаживает топор в сучок. Бревна допиливает Градусов, чурбаки колет Овечкин.
— Иди катамаран подкачай, — говорит Демону Борман.
— А чего его качать? — удивляется Демон.
Катамаран и вправду выглядит надутым на все сто.
Демон, как колесо у машины, пинает гондолу. Гондола с хрустом сминается, и каркас оседает вниз. За ночь мокрые гондолы обледенели, как трубы, и продолжали держать форму, хотя давления в них было ноль.
Мы успеваем свернуть лагерь, а завтрак еще не готов.
— Ну скоро там жратва-то поспеет? — орет Градусов.
— Уже пристеночно-пузырьковое кипение, — отвечает Демон.
Котлы висят над еле тлеющими углями.
— Дак ты подбрось еще дров, — советует Люська.
— Куда? — искренне изумляется Демон, сидящий на последнем полене. — И так вон пышет — смотреть страшно…
Мы завтракаем недоваренной кашей и пьем недокипяченный чай.
— Ну и бурду вы сварганили, дежурные, — плюется Градусов.
— Чего вот из-за тебя выслушиваю… — ворчит Люська на Демона.
— Не знаю, чего они морды морщат? Классная каша… А я ведь, Люсенька, тебе посуду вымыл. А ты даже не заметила…
— Ты мою вымыл, бивень, — говорит Градусов.
— Ума нет: как фамилия? Деменев! — подводит итог Люська. — Все, Демон, я с тобой больше не дружу!
Демон только вздыхает и стреляет у меня сигарету.
— Виктор Сергеевич! — вдруг обращается ко мне Маша. — У вас есть аптечка? Дайте мне таблетку, а то я простыла, знобит…
Маша сидит на бревне ссутулившись, обхватив себя за плечи.
— Сейчас дам, — говорю я. — Может, еще чего надо?..
Мне очень жалко Машу. Мне важно понять, как она относится ко мне после вчерашнего, а ей сейчас совсем не до того.
— Кроме таблетки, мне от вас ничего не надо, — отвечает Маша.
Перед отплытием Овечкин устраивает для Маши на катамаране гнездо из спальников. Маша молча укладывается в него. Мы отплываем.
* * *
По узкой просеке мы выходим в Поныш.
— Географ, там же затор, — напоминает Борман. — Что делать-то?
— Гондурас чесать, — отвечаю я. — Доплывем — решим.
Мы всматриваемся в сумеречную даль. Никто не гребет.
— Куда же этот затор, блин, на хрен, делся? — ворчит Градусов.
— Привет! — говорю я, когда до меня доходит. — Затор-то наш — тю-тю, уплыл! Вода поднялась и лед унесла, а бревно сдвинула.
Струятся мимо заснеженные берега, уставленные полосатыми, бело-сизыми пирамидами елей. Облачные валы бугристыми громадами висят над рекой, сея снег. Повсюду слышен очень тихий, но просторный звук — это снег ложится на воду. Серые, волокнистые комья льда звякают о лопасти весел. В снегопаде даль затягивается дымкой. Все молчат, все гребут. На головах у всех снежные шапки, на плечах — снежные эполеты. Посреди катамарана над Машей намело уже целый сугроб. Ни просвета в небе, ни радости в душе. Тоска.
Опять начинаются «расчестки». Борман негромко командует, но то и дело кормой или всем бортом нас заносит под ветки.
— Борман, у нас Маша больная, — говорю я. — Будь внимательнее.
Овечкин очень серьезен, держит наготове топор.
— Болты-то прочисти, щ-щегол! — ругается на Бормана Градусов. — Мозгами думай, а не чем еще!.. Ну куда вот ты загребаешь, бивень?..
— Чего ты все его критикуешь? — обижается за Бормана Люська.
— А ты вообще увянь, Митрофанова! Неграм слова не давали! Раз захотел быть командиром, так пусть вола не гоняет!
Борман от градусовской ругани совсем теряется, и мы опять врезаемся в елку. Вопит Тютин, с которого сдернуло шапку. Сугроб, сметенный ветвями с тента, целиком погребает под собою Градусова.
Читать дальше