Влад Ридош - Пролетариат

Малыш открыл пакет, Узбек заглянул, в пакете блестела ноль семь беленькой.

– О, заебись! И у меня ноль пять. Надо будет вечером за догоном идти, – усмехнулся Узбек.

Поднялись на третий этаж заводского общежития, повернули направо, прошли несколько дверей и оказались возле обшарпанной двери, на которой ручкой было написано «345». Узбек отпер её, пропустил вперёд гостя и следом зашёл сам. Комната была квадратов восемнадцать, слева от входа стоял буфет с крашеными белыми дверцами, на столешнице буфета – электрическая двухкомфорочная плитка. Справа от входа тарахтел старенький холодильник «Саратов». Из остального – две кровати, два шкафа и стол с двумя стульями возле окна. Кровати стояли возле правой стены, разделяла их тумбочка, ещё одна тумбочка стояла в изголовье ближней к входу кровати. У противоположной стены между шкафами на тумбочке располагался телевизор.

– Ты с соседом, что ли, живёшь?

– Ага, он уехал вроде на пару дней. Сегодня, в общем, его точно не будет. Не любит он, когда я бухаю. Особенно с друзьями. Мы его доёбывать начинаем. Но этот крепкий попался. Обычно у меня соседи после первой пьянки съёбываются.

– А он с тобой не пьёт, что ли?

– Боится, наверное, – засмеялся Узбек, – ладно, хуй с ним. Давай свою в холодильник поставь, а начнём с моей, она уже вспотела.

Узбек достал поллитровку из холодильника и поставил туда принесённую нольседьмую. Также он достал из буфета два стакана и поставил их и бутылку на стол. Потом опять полез в холодильник, достал оттуда сало и банку огурцов.

– У соседа родители в деревне живут, вот балуют иногда.

– У вас общие продукты, что ли?

– Да нет, я просто не спрашиваю. Может, съедет быстрее. Люблю один жить, – Узбек опять засмеялся.

Он достал из буфета нож и булку черного хлеба. Сели за стол. Узбек нарезал сало и хлеб, открыл банку огурцов. В это время Малыш открыл бутылку и налил по полстакана.

Взяли. Подняли. Чокнулись. «За встречу!» Выдохнули. Выпили. Занюхали ломтиком хлеба.

Узбек взял бутылку и разлил по второй. Малыш положил ломтик сала на хлеб и отправил бутерброд в рот.

– Малыш, ты чё, ёбана! После первой не закусывают!

Взяли, подняли, чокнулись, выдохнули, выпили.

Малыш на закуску доел бутерброд, Узбек откусил кусок солёного огурца.

– Ну вот, пошло дело!

– Узбек, всё хотел спросить, как там у вас в цехе-то дела?

– Да так же всё. Начальство хуйнёй страдает. Перед капремонтом пришёл начальник, говорит: «Пишите, что нужно сделать». Написали. И хули? В итоге в капремонт сделали хорошо если половину. Этого нет, того нет, времени тоже нет. Стали пускаться. То не подключилось, другое по пизде пошло. Начальники на нас – нихуя не работаете! Мы же им и говорим: «Вот же писали, что надо сделать и то и другое». Знаешь, что ответили? «Так надо было настаивать!» Настаивать, ёб твою мать!

– В общем, всё как обычно, – грустно улыбнувшись, Малыш вылил остатки водки в стаканы. Набралось едва ли по четвертинке.

Узбек глянул на стаканы:

– Не, так дело не пойдёт!

Он встал, дошёл до холодильника, взял ноль семь и по пути к столу открыл. Сев за стол, он долил в стаканы до нормы и поставил бутылку.

Взяли, чокнулись, выдохнули, выпили, закусили.

– У тебя-то как? – спросил Узбек.

– Да нихуя. Ну что начальником отделения стал, это ты слышал, наверное. Одна мозгоёбка. Наряды, бумажки, начальник мозги ебёт то одним, то другим.

– Зато по зарплате лучше.

– Да лучше ли! Это у вас цех крупнотоннажный, а у нас что? Я получаю, поди, чуть больше твоего, а гемора выше головы. Ещё ведь штрафы выписывают то за одно, то за другое.

– А ты не нарушай, ёбана.

– А я, что ли, нарушаю? Вот ты накосячишь, получишь депремию, а начальник твой получит за тебя пизды. И что, он виноват в этом? Плохо дисциплину, блядь, поддерживает.

Малыш взял бутылку и наполнил оба стакана до половины.

Взяли. Приподняли. Выпили. Медленно выдохнули.

Узбек, не прожевав до конца бутерброд, заговорил:

– Не, ну а хули! Нас начальник тоже ебёт. За всякую хуйню причём. В производстве не понимает нихуя! Только одно знает: «Надо работать». Как будто мы хуи ходим пинаем. Вам же, говорит, турбину даже покрасили, почему вы не работаете? Ну дурак или нет, а? Эта турбина, блядь, с пуска цеха, больше тридцати лет! Покрасили они её, блядь!

– А хули! Эстетика производства, – подняв вверх указательный палец, произнёс Малыш.

– Пошла она на хуй, эта эстетика, – сказал Узбек и взял бутылку.

Налив по стакану, он посмотрел сквозь бутылку на свет: