Влад Ридош - Пролетариат

– Ну, сын, тут ты тоже не прав. Когда это рабочим человеком было стыдно быть? Что же, и мне должно быть стыдно, что я всю жизнь за баранкой?

– Бать, то другое. Ты всё-таки в другое время жил. Вас учили, что пролетариат победил, а потому рабочим быть почётно. А сейчас посмотри. Пролетариат – это стадо, которое ебут все кому не лень. Мне вот такая жизнь не улыбается.

– Стало быть, ты хочешь быть тем, кто ебёт?

– Да и тех, кто ебёт, их тоже ебут. Мастером смены достаточно поработал, чтобы это понять.

– Так чего ж ты тогда хочешь? Достойной компенсации за еблю?

– Можно и так сказать. Разливай.

Длинный был уже изрядно пьян. Они с другом детства сидели за столом друг напротив друга и третий час пили самогон. Из закутка кухни вышла жена:

– Ну что, не заебался ещё пить?

– Не, самое заебись!

– Пошёл бы с ребёнком погулял, что ли! На улице теплынь, а вы хуярите весь день!

– С пиздюком-то? Говно-вопрос! Сынок! Пошли гулять!

Длинный, шатаясь, поднялся из-за стола.

– Слышь, мудила, вставай! – обратился он к другу. – Пойдём в натуре погуляем! Заебало дома сидеть.

Трехлетний сын Длинного сидел на полу и бил молотком по игрушечной машинке.

– Хорош дрочить! Пошли гулять!

Мальчик с размаху ударил молотком по машине, от чего у той отлетел кусок кузова, и, поднявшись с пола, пошёл вслед за папой в сени. Друг тоже поднялся, хотя и тяжело, и, переваливаясь, пошёл за ними. Жена подошла, плеснула себе в стакан самогону, выпила, улыбнулась, произнесла вслух: «Придурки», – и пошла дальше готовить.

Длинный вышел на улицу и с крыльца сощурился на солнце:

– Балда, ёб твою мать!

Как-то незаметно он приобрёл эту привычку на заводе. В цеху не радуются яркому солнцу, потому что оно осложняет работу.

За Длинным вышел мальчик и боднул его в ногу. Длинный пошатнулся и, смеясь, ругнулся:

– Ух ты, блядь! Злодей!

Они спустились с крыльца, показался и друг Длинного. Он тоже сощурился на солнце и что-то пробормотал в его адрес. Длинный, стоя перед домом, по-хозяйски оглядывал его:

– Надо, ебать, новый ставить. Этот уже совсем никуда не годится. И маленький, и толком без фундамента. Времянка, блядь. А руки всё не дойдут. Кредит надо брать да покупать материалы. Хули там, фундамент-то мы выкопаем. Вон, соберу всех своих деревенских, и враз хуйнём. Я даже считал уже. И сколько песка, и цемента, а главное, блядь, сколько бруса. Ему ещё отстояться надо год. Да, блядь, надо уже браться.

Длинный стоял посреди двора лицом к крыльцу. Друг присел на лавке возле дома. Сын подобрал ветку и хлестал ею всё, что попадалось под руку: траву, столбы калитки, ногу отца…

– Сынок, ты это брось, – смеясь, сказал Длинный, – а то ведь и я въебать могу.

Сын отошёл и стал хлестать растущие цветы.

– Чё, тут будем сидеть? – спросил друг.

– А хули делать? Хочешь, по деревне пойдём. Может, пизды кому дадим.

– Это можно, – заулыбался друг.

Длинный бесцельно ходил по двору, периодически пиная что-нибудь, что подвернётся под ногу. Друг сидел на лавке, вытянув ноги, откинувшись на стену дома и глядя перед собой.

– Да хули сидеть! Пошли, короче, на озеро! – сказал вдруг Длинный.

– Да поебать! Пошли!

Друг неуклюже поднялся с лавки, а Длинный окрикнул сына. Все вместе они вышли из калитки и пошли по дороге в сторону озера. Проходя мимо дома соседа, Длинный окликнул:

– Здорово, дядь Саш!

– Здорово, мужики!

– Как жизнь?

– Да не жалуемся. Как сам?

– Да тож ничё. На озеро вот пошли.

– Это дело хорошее! В такую-то жару! Выходной сегодня?

– Ага. Вчера отсыпной был, а на смену только послезавтра. Вечером батя обещал приехать.

– Заходите, если чё.

– А нам что? Мы зайдём!

– Чё ты, картошку-то окучил? – спросил Длинный своего друга.

– Да хуй бы на неё! Моя огородом заведует! Мне сказали перекопать, я перекопал, сказали закопать, я закопал.

– Ну ты разпиздяй! Самому ж потом хавать!

– Ебать, я ж не отказываюсь работать. Сказал же, моя там руководит. Скажет – буду окучивать.

– Всё равно разпиздяй! – засмеялся Длинный.

– Да пошёл ты на хуй! – улыбаясь, ответил друг.

– О, бля, Серёга с города приехал. Этот, блядь, как его, неформал, ебать его в рот!

– Слушай, надо ему пизды уже вставить! Хули ходит как долбоёб?

– Да нахуй он тебе сдался? Дурак и есть дурак. Помню, сидим с корефаном за компом у меня. Баб в инете смотрели или хуй знает, не помню. Ну музыка какая-то играет. А корефан у меня «Ноггано» уважает. Ну играет, и похуй. Это чудо заходит. Здорово! Здорово! Сел, блядь, сидит. Сам весь в чёрном, волосы в чёрный покрашены, серьга в ухе. Гот, ебать его в рот. Ну сидит, сидит, потом говорит: «Пацаны, давайте музыку поменяем, мне не нравится». А мы ему пизды не дали просто, что росли вместе. На хуй, говорю, иди тогда отсюда, если тебе не нравится. Замолчал, надулся. Тю, блядь! Посидел ещё. Думал, что я извинюсь, что ли? Съебался молча. Больше не заходил. Дебил, блядь.