Сергей Шустов - Бах

Как говорится сейчас в молодежной среде — Жизнь нужно прожить так, чтобы в твою честь потом назвали черепашек ниндзя!

Куда подевались мысли о Высоком? В какую неведомую даль удалились наши стремления к Возвышенному? Неужели наша жизнь настолько крепко и прочно свелась к бытию, которое определяет сознание: к машинам, к заработку, к шоппингу, к цинизму и наглости, к упрощению и плоским шуткам, к …успеху! И если кто-то вдруг заявит, что недавно довелось ему послушать чудесную оперу Рейнхарда Кайзера «Цирцея», все вокруг будут весьма удивлены и долго станут расспрашивать — что за дивно-неизвестный композитор такой? И вспоминать подспудно-ненарочно чудесную посудомоечную машину у себя на кухне…

Понятие «успешного человека» говорит само за себя. Успешен тот, у кого весь успех визуален — достаток, прибыль, сбережения, бизнес, коммерция, счет, материальные блага… Его, успех, можно поглядеть, потрогать, переставить с места на место. Увеличить, наконец! Чистой воды материализм. Стало быть, если этого нет — то человек, увы, не успешен. Успех — он от слова «успеть»? Куда? Зачем?

Бах был в нашем понимании явно неуспешен. Практически ни в чем. Он оставил после себя только два десятка различных музыкальных инструментов. Как основное материальное наследство. Ну — и еще где-то 20 детей. Половина, правда, из них не дожили и до юношеского возраста. Ни денег, ни заслуженного признания у современников…

В нашем обыденном сознании Бах — ускользающая личность. Ускользающая от понимания. От наших представлений о том, КАК нужно жить. И ради чего, собственно.

Все, что мы знаем о Бахе — либо романтизировано, либо сведено к скучному документальному изложению. Эти два направления, два взгляда на великих художников часто встречаются в нашем суровом, «меркантильно-бесчувственном» времени. Они оба порождены им. Смотрите сами: лирическо-романтический взгляд — это наша тяга к исчезающему, ускользающему Духу. Серьезно-документированное правдоискательство, требование правды, пусть самой что ни на есть неприятной, — это угода нашему современному Идеалу: всё должно иметь простые причины и объясняться сухими материалистическими фактами.

Что бы мы ни читали о Бахе, ни видели в фильмах о нем (правда, немногочисленных) — везде есть элементы романтических выдумок, и доказательно подтвержденных сухих данных. И всюду они борются в нашем сознании и душе за первенство. И это касается не только Баха. Почитайте биографии Моцарта, Шекспира, Рембрандта или Пушкина. Причем, чем менее мы достоверно знаем о Великом, тем сильнее идет столкновение этих двух взглядов.

Вот примеры:

«Смерть Баха осталась почти незамеченной музыкальной общественностью. О нем скоро забыли».

«За гробом шли только вдова и несколько учеников».

«Смерть Баха оплакивалась всеми».

«Торжественные похороны вызвали огромное стечение народа из разных мест. Композитора похоронили вблизи церкви св. Фомы, в которой он прослужил 27 лет».

Чувствуете различие? Цитаты взяты из разных источников.

Вот еще:

«Бетховен и Моцарт практически не знали творчества Баха. К их времени он уже был прочно забыт».

«Моцарт знал Баха скорее понаслышке, чем по его произведениям; по крайней мере, мотеты, которые никогда не были опубликованы, были ему незнакомы».

Бетховен… «по свидетельству его ученика Карла Черни, целиком знал наизусть «Хорошо темперированный клавир».

«Влияние Баха на таких гигантов, как Моцарт, Бетховен прослеживается довольно четко…».

«О существовании баховской мессы Бетховен знал задолго до ее публикации» (речь идет о Высокой мессе h-moll).

«Месса D-dur („Торжественная месса“ Бетховена — прим. ) возникла из усердного изучения баховской Мессы h-moll» (Карл Хольц, биограф Бетховена).

«Бетховен не знал Мессы h-moll!!!» (Антон Шиндлер, биограф Бетховена).

И еще:

«Умер Бах в нищете, так и не достигнув своим творчеством сколь-нибудь существенных материальных благ».

«Полная стоимость всего наследства составила 1122 талера 16 крейцеров, что не представляло собой сколько-нибудь значительного состояния».

«Баха нельзя представить как бедного музыканта, он был всегда расчетлив и сметлив в денежных делах. После его смерти семье досталось весьма солидное состояние, включая богатую коллекцию разнообразных и отлично сохраненных дорогостоящих инструментов, числом более 20».

И еще:

«…Шейбе, самый злобный и суровый критик Баха…».

«Этот великий человек мог бы стать предметом изумления народов, если бы в нем было больше приятности, если бы высокопарность и хаотичность не лишали его произведения естественности, и если бы он не омрачал их красоту своим чрезмерным искусством. Он судит по своим пальцам, поэтому произведения его чрезвычайно трудно играть; он хочет, чтобы певцы и музыканты выделывали своим горлом и на инструментах то, на что он был способен на своем клавире. Это, однако, невозможно… Короче: он в музыке то же, чем был когда-то господин фон Лоэнштейн в поэзии. Высокопарность увела обоих от естественности к искусственности, от величественности к темноте; у обоих можно только дивиться тяжелому труду и чрезвычайным усилиям, которые, однако, затрачены напрасно, потому что они везде противоречат трезвому рассудку» (И.А.Шейбе о Бахе).