Отесса Мошфег - Мой год отдыха и релакса

Я никогда не бывала на тусовках вроде тех, что были запечатлены на моих снимках, но представляла, как там бывает: молодые, красивые и обаятельные люди, кебы, сигареты, кокаин, косметика, алмазная пыль звездных ночей, случайный секс в туалетной кабинке, танцпол, пьяные вопли у бара, все в экстазе и мечтах о завтрашнем дне, когда будет еще прикольнее, красивее, а люди будут еще интереснее. Я всегда предпочитала стерильный бар отеля, может, потому что Тревору нравилось водить меня туда. Мы с ним сошлись на том, что люди выглядят глупо, когда «хорошо проводят время».

В галерее интерны рассказывали мне про свои уик-энды в «Туннеле», и «Лайфе», и «Саунд фэктори», и «Спа», и «Лотосе», и «Сентро-флай», и «Люк + Лерой». Так что я немного представляла, что творилось в городе ночью. Будучи ассистентом Наташи, я отвечала за ведение списка самых социально значимых людей на арт-тусовке — в частности, молодых импресарио и их помощников. Она приглашала их на вернисажи и велела мне изучать их биографии. Отец Мэгги Капур владел самой большой в мире коллекцией каракулей Пикассо, и после его смерти она подарила их аббатству на юге Франции. Монахи назвали в ее честь сыр. Гвен Элбас-Берк была внучатой племянницей художника Кена Берка, мастера перформанса, съеденного акулой, которую он держал в своем бассейне, и дочерью Зары Али-Элбас, сирийской аристократки, которая была изгнана из страны за съемки порнографического высокохудожественного фильма со своим немецким бойфрендом, потомком Генриха Гиммлера. Стейси Блум основала журнал «Кюн(с)т» о «женщинах в искусстве» — в основном там рассказывалось о богатых девицах из арт-тусовки, которые презентовали собственные линии одежды, или открывали галереи, или ночные клубы, или снимались у режиссеров авторских фильмов. Ее отец был президентом «Сити-банка». Заза Наказава была девятнадцатилетней наследницей, написавшей книгу о сексуальных отношениях с собственной теткой, художницей Илейн Микс. Евгения Пратт была сводной сестрой режиссера-документалиста и архитектора Эмилио Вулфорда, который прославился тем, что заставил ее в двенадцатилетнем возрасте съесть под камеру сырое сердце ягненка. Были среди прочих Клаудиа Мартини-Ричардс, Джейн Сваровски-Кан, Пеппер Джекобин-Силлс, Кайли Дженсен, Нейл «Никита» Патрик, Пэтси Уайнбергер. Может, на фото были как раз они. Я бы не узнала их за стенами галереи. Имоджен Берман. Одетта Куинси Адамс. Китти Кавалли. У меня в памяти всплывали их имена. «На рассвете» был, вероятно, новым ночным клубом для очередного поколения богатеньких детей и арт-хмырей, если там отирался Пин Си, скорее всего, со своими фанатами. Я смутно припомнила, как Наташа говорила, что он ходил в школу-пансион вместе с голубыми близнецами королевских кровей из Пруссии. Но как же я нашла его? Или это он меня нашел?

Я сгребла фотки и сунула под подушку софы, потом встала и заглянула в спальню, желая убедиться, что там никого нет. Все белье с моей постели лежало горкой на полу, матрас был голый. Я подошла ближе — там не было ни кровавого пятна в человеческий рост, ни трупа под кроватью. Я открыла дверцу шкафа — там тоже не оказалось связанного человека с кляпом во рту. Только высыпались маленькие пластиковые упаковки из бутика нижнего белья «Виктория сикрет». Ничего не пропало. Я была одна.

Я вернулась в гостиную. Мой сдохший телефон валялся на подоконнике рядом с единственным кедом, который я приспособила под пепельницу. Чуть раздвинув шторы, я выглянула в окно. Снова падал снег. Это хорошо, подумала я, посижу дома, пока он не прекратится, и высплюсь. Вернусь к прежнему ритму, к ежедневным ритуалам. Мне нужна стабильность знакомых действий. И я больше не стану принимать инфермитерол, во всяком случае какое-то время. Он мешал добиться основной цели — ничего не делать. Я поставила телефон заряжаться и швырнула кед в кухню. Мусорная корзина была полна высохшей кожуры от клементинов и мутных пластиковых упаковок от сыра ломтиками — не помню, чтобы я их когда-нибудь покупала и ела. В холодильнике я обнаружила только маленькую деревянную коробку из-под клементинов и еще одну галлонную бутыль дистиллированной воды.

Я сняла белую шубу, бюстье и чулки и прошла в ванную, чтобы пустить горячую воду в душе. Ногти на моих ногах были покрыты сиреневым лаком, а ступни, еще недавно растрескавшиеся и шершавые, стали гладкими и мягкими. Сев на унитаз, я смотрела, как у меня на бедре пульсирует вена. Что я сделала? Провела день в спа, а потом прошлась по клубам? Какой-то абсурд. Неужели Рива убедила меня «наслаждаться жизнью» или делать что-нибудь столь же идиотское? Когда подтиралась, бумага стала скользкой от смазки. Значит, недавно была возбуждена. Кто же меня так возбудил? Я ничего не помнила. Волна тошноты заставила меня наклониться и отрыгнуть едкий комок слизи; я сплюнула его в раковину. Из-за вкуса песка во рту я ожидала увидеть в слюне песчинки или крошки раздавленной таблетки. Но в ней были розовые блестки.