Ольга Савельева - Ну ма-а-ам! [litres]

– Мам, а в семье кто капитан: ты или папа?

– В нашей семье два капитана – я и папа. А вы с сестрой – самые лучшие на свете юнги. Вырастешь, создашь свою семью и будешь в ней капитаном. Тем более фуражка у тебя уже есть. Полный вперед!

– Дась, кем ты будешь, когда вырастешь?

– Или пожарным, или президентом, не решил еще…

– Хм, учти, что в президентах большая конкуренция!

– Почему?

– Многие хотят стать президентом. Это как бы директор страны! Нужно каждый день принимать важные решения, мирить людей, избегать войны, обеспечивать всех работой, часто летать в командировки…

– На самолете?

– Ну конечно! Ведь президенты других стран захотят с тобой дружить.

Дася задумался: вспоминает последний полет на самолете:

– Эх, по салону не бегайте, ремни пристегните, не скачите на кресле, со столиком не играйте, мармеладки купить негде… Тогда точно пожарным буду!

Этот детский садик был виден из окна. Самое логичное, что можно было сделать, – отдать туда ребенка. Но садик государственный, бесплатный, детей много, все с соплями. Так сказала мне мама, намекая на нашу родительскую безответственность.

Работающим мамам некогда долечивать сопли своих детей, и они приводят их в группу к чужим здоровым детям, и те тоже становятся сопливыми. Круговорот соплей в природе. В частных садиках дети менее сопливы. Там родители обеспеченные, могут себе позволить не работать и долечить ребенка.

Эти аргументы я привела мужу. Он хорошо зарабатывал, и мы могли позволить себе частный детский сад. Муж считал, что сопли бывают и у детей из дорогущего сада. А еще он считал, что мой пунктик «у моего сына должно быть все самое лучшее и дорогое» – это загон, а ребенку все равно, в какой сад ходить, он этого не запомнит, потому что в любом саду к моменту поступления в школу будет уметь читать и не мочить постель. А еще многое зависит от воспитателя: в государственном саду точно опытные работают. Плюс в частный сад нужно ездить, а до этого пять минут. Очень удобно, особенно зимой.

Я сдалась и записала ребенка в государственный сад – в ясельную группу. Мне не терпелось выйти на работу: несмотря на огромную любовь к сыну, за два года непрерывного разучивания потешек я стремительно деградировала и очень от этого страдала. Я, конечно, развивалась, но только в одну сторону – педиатрию и искусство развлечь грудничка, а хотела развиваться в разные, захватив также маркетинг и пиар.

Итак, ясли. Платить нужно было 1200 рублей в месяц. Двадцать два умильных карапуза. Мой приучен к лотку и не таскает еду со стола. Можно успокоиться. Про подгузники мы давно забыли и были вполне самостоятельны, чтобы попроситься в туалет и объяснить, где болит.

Тьфу ты, никак не отвыкну от привычки говорить «мы» про ребенка. Это неправильно, с момента, когда мой сын научился ходить на горшок без моего участия, он давно вполне себе автономный «он».

Воспитательницу звали Варвара Владимировна. Язык сломаешь.

– Знакомься, Даня, это тетя Варя, – сказала я сыну, когда мы пришли на смотрины садика.

– Варвара Владимировна, – поправила меня Варвара Владимировна.

Уважаемая Варвара Владимировна, моему сыну два года и три месяца. Он оперирует словами «ням-ням» и «пи-пи» как промежуточными перед длинными «хочу покушать» и «хочу в туалет», потому что он маленький. Выговорить Ваше имя в возрасте двух лет, уважаемая Варвара Владимировна, сможет только вундеркинд из садика с логопедическим уклоном. Может, все-таки тетя Варя?

Но воспитательница была непреклонна. Сказала: правила такие, а я заложник ситуации. В результате 22 ее подопечных обходились невнятной пробуксовкой на первой «Р» с последующим уходом в тупиковый занос.

– А мы сегодня лисовали солныско с Валвлвл… с Валвлвлв…

Варвара Владимировна была женщиной уставшей – от жизни в целом и от работы в частности. Она злилась на жизнь, что та не оправдала ее ожиданий, и своим разочарованием щедро делилась с окружающими через вечно плохое настроение.

В свои 50 она моет жопы чужим детям за копейки, а в соседней группе кто-то моет жопу ее внучке, которую она с дочерью растит без мужчин. Я не знаю, так ли это на самом деле, мой источник информации – слухи, которыми меня щедро пичкают против моей воли. Я не доверяю слухам, потому что про меня тоже говорят много гадостей, в которых мало правды. В ее случае могло быть так же.

Варвара Владимировна как-то утром пришла на работу со словами: «Ноги мои сюда не идут». Она произнесла это на выдохе, и это был такой молчаливый крик, что я ей посочувствовала от всей души.