Ольга Савельева - Ну ма-а-ам! [litres]

– Добрый день, она хорошо слышит, – смутилась я.

– Добрый. Мы почитали литературу, и там сказано, что нужно очень громко разговаривать со слабослышащими, – пояснила бабушка.

– Она хорошо слышит, обычно. С ней не нужно громко или медленно, с ней обычно нужно.

– Ничего, нам несложно, – сказала «новая» бабушка и закричала в мою дочку: – Да, Катя? Меня зовут бабушка Оля! Дети зовут меня Баболя! А дедушку Даню – Деданя!

– В этом совершенно нет необходимости, – твердо сказала я. – Ей нужна речевая среда, но обычная, разговорная, без гротескных криков, нужно обычно говорить.

– Нам не сложно!

Я поняла, что имела в виду Лида, когда сказала, что «родители ее не слышат». Ну пусть орут, если нравится. Катя потерпит.

Тем временем Катя забежала в комнату. В ней бурлила жизнь, и детство переливалось через край. Катя схватила первое, что увидела, – настольные часы.

– Ох! – в один голос охнули Баболя и Деданя. – Нельзя! Нельзя!

Катя потянулась к статуэтке с балериной.

– Нельзя!

Книги? Нельзя, порвешь. Шторы? Нельзя, там же цветы, свалишь еще. Сервант? Нельзя, там же посуда. И это нельзя, и это, и это…

Через минуту стало понятно, что ничего нельзя, ибо все в этой квартире – ценность и раритет. «Как в музее», – подумала я, но вслух сделала комплимент интерьеру.

– Она любит читать детские книги? – спросил Деданя. – У нас есть детские, Гайдар, Денискины рассказы…

– Ей год. Она усидчива ровно на свой возраст. Минуты две на чтение – и начнет рвать страницы. Я привезла ее игрушки, но тут новая обстановка, и ей, конечно, интересно все вокруг больше, чем привычные игрушки.

– А давайте включим ей мультик? – предложила Баболя. – Она будет смотреть и ничего не разобьет.

Вот этого я и боялась.

Мультик включить может каждый, это самое простое. А вот читать потешки, повторять одно и то же по 100 раз – смотри, Катя, утка, утка говорит кря-кря, – увлечь ребенка развлекающей игрой – вот то, за что я хочу платить. За развивающую среду, коммуникацию, за эмоции.

А не за то, что вы ее изолируете мультиком, накормите до отвала и уложите спать неповоротливую гусеничку.

– Вообще-то мультик она смотрит перед сном 15 минут. И этого достаточно. Все остальное время ее нужно занимать.

– Тогда пойдемте покушаем. Я сварила вкусный суп.

Пожрать – то еще развлечение, но, как говорил Винни, раз больше ничего не осталось…

Мы пошли в кухню, Баболя включила конфорки, поставила греться кастрюлю, чайник и что-то на сковороде. В квартире и так была страшная духота. А от конфорок – вообще нечем дышать, они выжигали кислород. Я решила забросить пробный шар.

– Если все форточки заколочены из-за Кати, то не стоит. Она у меня дитя сквозняков, даже зимой у нас все нараспашку.

– Нет, мы сами теплолюбивые. И деткам тоже нужно тепло.

– Ну, это спорно, знаете, вот известный врач Комаровский…

– Комаровский! – весело воскликнула Баболя. – Ну что мужчина может знать о детях?

Я поняла, что мой Комаровский будет прихлопнут, чтобы не жужжал. Мы стали есть приготовленный Баболей обед. Было вкусно, потому что вредно. Жирно, майонезно. Венцом стола стала сырокопченая колбаса, нарезанная с сыром. Катя немедленно потянула ладошку к ней и была вознаграждена двумя кусочками.

– Мы не едим колбасу, – сказала я. Хотела добавить, что это вредно.

– А мы едим, – отрезал Деданя. – Ребенок будет создавать меньше проблем, если будет есть с общего стола.

Я поняла, что за мои деньги мой ребенок будет жить по чужим, чуждым мне правилам, придуманным с единой целью – не создавать проблем. Люди старшего поколения, даже если их нанять на работу, приходят учить, а не учиться.

Я готова принять это в родных людях, потому что я их люблю и они любят меня и моего ребенка. Это, безусловно, важнее правил. А вот с чужими все иначе.

Спустя час пришло время менять подгузник. Я зашла с дочкой в ванную, помыла ее, вытерла полотенцем и хотела надеть подгузник, но маленькая стрекоза вырвалась из рук и побежала в комнату голышом. Дальше случилось то, что по закону плохого кино обязательно случается, если этого боишься: Катя вбежала в комнату, расставила ножки и пописала на ковер.

Баболя и Деданя изменились в лице. Они бросились за тряпками и салфетками, встали на колени вокруг того места, где случился инцидент, и стали промокать его так исступленно, что я растерялась. Они делали это молча, на их лицах было отчаяние.

На вид это был старый, потертый, ничем не примечательный палас, но для них это был раритет. Они отмывали его так, будто это ядерные отходы, а не моча годовасика, которая вообще не пахнет.