Татьяна Лебедева: Осень нелюбви

Я почувствовала, как тошнота с новой силой прилила к горлу, — и на всякий случай прижала ладонь к губам. Я ожидала, что он начнет оправдываться и уверять меня, что все хорошо. Однако…

— Только это ты разрушила отношения. Ты изменилась, — внезапно сказал Рома.

— Что? Как? — опешила я.

Рома пожал плечами. Его профиль был спокойным, почти каменным. Он смотрел прямо на дорогу и, казалось, что я и мои переживания сейчас волнуют его меньше всего на свете.

— Ты почему-то решила, что мир крутится вокруг тебя. Я тебе должен, офис тебе что-то должен, жизнь тебе должна, — он говорил это монотонно, как само собой разумеющиеся вещи. — А что ты делаешь в ответ?

— Я? — я растерялась. — Я всё делаю…

— Ты всех критикуешь и постоянно всем недовольна, — хмыкнул Рома.

Он резко нажал на тормоз, — меня бросило вперед на панель, и не будь я пристегнута, то обязательно разбила бы себе нос.

— Тебе кто-то об этом говорил? Вы это обсуждаете, когда ходите пить кофе?

— Нет, Даш, это мои личные наблюдения.

Это было, как неожиданный удар под дых, когда теряешь ориентацию и только и можешь, что глотать ртом воздух в ответ.

— Ты изменилась, — продолжал Рома. — И в худшую сторону. Может, в этом есть и моя вина, я тебя избаловал.

Я чуть-чуть отдышалась.

— Я действительно изменилась и знаю об этом, — я проглотила обвинение, я хотела все сгладить. — Знаешь, я сама часто вспоминаю, что два года назад была гораздо веселее, добрее, я много смеялась. Это все проклятая работа, я оставила на ней все свои нервы. Понимаешь? Из-за нее у меня не оставалось времени на веселье, на сочувствие другим людям. Возможно, последнее время я была замкнута и… требовательна к людям, но не потому что я считаю, будто все мне должны или презираю всех. Нет! Мне было тяжело! Я еле справлялась, на меня свалилась огромная куча раздраженных клиентов. Они выплескивали этот негатив на меня. Поэтому во мне его так много! Плюс я стала серьезней, потому что повзрослела, перестала быть наивной. Но это все внешнее, Рома, внутри я все та же девочка. Я просто изменилась. Не в худшую сторону. Понимаешь? Просто изменилась!

— А я тебе говорю, что в худшую! — отрезал Рома.

Он остановил машину. Мотор заглох, мы приехали.

— Ты несправедлив! Ты выгораживаешь себя!

Он вышел, хлопнул дверцей, я тоже вышла следом за ним. Он щелкнул сигнализацией.

— Ты стала очень эгоистична! И, пожалуйста, больше не надо оправдываться, что-то объяснять, обвинять меня, вообще не надо ничего говорить мне в ответ! Иди, забирай машину: вон она стоит.

Я осмотрелась. На обшарпанной стоянке, рядом с облезлыми воротами гаражей автомастерских унылыми рядами стояли разбитые автомобили. Некоторые были разворочены настолько, что больно было глядеть, как из-под яркой блестящей краски выпирают их грубые металлические внутренности.

Я пошла к машине по раскрошившемуся от времени и тысяч колес асфальту. Холодный осенний ветер продувал насквозь, волосы развевались перед лицом, застилая глаза. Рома шел сзади. Мне казалось, что его взгляд неодобрительно сверлит мне спину. Я сжималась и куталась в легкое пальто. Как же он сумел перекрутить разговор, что я еще и оказалась виноватой! И даже не дал мне возможности припомнить ему о его промахах и недостатках, об обидах, которые он мне наносил. Я остановилась у своей машины и осмотрела ее. Две недели назад я сдавала задом на парковке и не заметила столб. На заднем бампере тогда образовалась большая уродливая вмятина. Теперь же бампер отрихтовали и покрасили, так что он сиял, как новенький.

— Хорошая работа! — сказал Рома, деловито осмотрев Мини Купер. Потом повернулся ко мне.

— Мавр сделал свое дело, мавр может уходить! Я поехал.

— Пожалуйста, постой еще минутку, пока я расплач у сь… — почему-то не хотелось оставаться одной на этом пронизывающем ветру.

Нужно было дождаться мастера, чтобы отдать деньги за работу. Рома остался, он топтался с ноги на ногу, молча кутался в воротник от ветра и смотрел на часы. Я не находила слов, чтобы продолжить беседу. Наконец из подсобки вышел парень.

— А вот и мастер, — выдохнул Рома, — Ладно, Даш, я поехал, а то мне некогда… Еще на встречу нужно…

Спустя десять минут я возвращалась на работу в плотном потоке машин. На сердце было очень тоскливо. Начало опять подташнивать. Неужели тошнота может быть из-за плохого настроения? Ветер порывисто бросал в стекла мелкие капли дождя. Стеклоочистители монотонно отбивали ритм. Кругом была серость и печаль. Осень. Из души тоже тянуло холодом, как из сырого подвала. Что-то там было не так. Я задумалась. А в чем-то ведь Рома прав. У меня атрофировались душевность, отзывчивость, даже бытовое, естественное женское сострадание задерживалось в моем сердце не более, чем на минуту, вытесняемое суетой, усталостью и бесконечно наваливающимися на меня проблемами и вопросами. Каждый день мне приходилось конкурировать со всем городом, выгрызать зубами новые продажи, чтобы выполнять план и получать свои бонусы. Это всё работа, это все бесчеловечное общество успеха и благоденствия, мельница со скоростью свыше трехсот тридцати метров в секунду. Я притормозила и съехала на правую полосу. Хотелось выпасть из бешеного ритма, подумать. Но мысли мои недолго витали вокруг собственной душевной опустошенности. Было нечто, о чем Рома промолчал, что хотел скрыть от меня. Но именно оно и было главной причиной его охлаждения ко мне. И я переключилась на веселую симпатичную блондинку Ларису, новую сотрудницу, которая появилась у нас на работе три недели назад. Жизнерадостная и добродушная, приветливая и услужливая, она была моим Альтер-эго и в то же самое время — мной самой двухлетней давности. Она добродушно обнимала и целовала коллег при встрече и прощании, тогда как я, не поднимая глаз, только холодно говорила «привет» и «до свидания». Она готовила всем в офисе кофе и угощала испеченными дома пирожками. Она заливисто хохотала над всеми шутками Ромы, не упускала повода выйти с ним покурить. И каждый раз по дороге в курилку и обратно она рассказывала ему невероятно веселые истории, — и я слышала, как Рома смеялся в ответ и вставлял свои шуточные комментарии. И Рома проводил с ней все больше времени, смотрел в глаза и однажды даже подвозил домой. У меня не было доказательств, я ни разу не видела, чтобы он до нее дотрагивался или звонил ей по вечерам. Я ни разу не ловила их испуганные взгляды, когда внезапно входила в комнату и заставала их наедине, они казались спокойными, как люди с чистой совестью. Но я чувствовала, что подспудно в них уже зреет влечение друг к другу, что Рома сравнивает нас, и что я в этих сравнениях проигрываю.