Светлана Лосева - Мужчина и женщина. Голубцы...

И тихий голос добавляет: «Мечтай осторожно…»

Я не хочу осторожно. Я ХОЧУ МЕЧТАТЬ! Я МЕЧТАЮ! МОИ МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ!

Я звонила в красивый, большой и переливчатый школьный звонок. И это было счастье. Благодарю.

Надо бы найти себе духовника. Эта мысль уже давно не дает мне покоя. Уже больше года я специально хожу на исповедь к разным батюшкам, сканирую их, прислушиваюсь к себе, читаю рекомендации по выбору духовного отца и… тишина. Тишина в сердце, пустота в голове. Чего я хочу? Какие у меня пунктики не состыковываются? Я и раньше ходила, куда очередь приведет. И было нормально. Чего это меня тревожить стала моя самостоятельность? Да, чего уж врать себе — ничего она меня не тревожит. Завидно, наверное, у всех есть (и даже по нескольку), а у меня нет))) И не завидно… Носятся духовные чада с каждым вопросиком к духовным отцам перекладывая ответственность… ВАУ!!! Стоп, мысля! Вот оно! Я очень хочу перекладывать свою ответственность на чужие, теперь духовные, плечи. Страшно идти одной туда, куда несет меня река жизни. А несет она меня в работу с женщинами, которые хотят сделать аборт и я останавливаю их от этого страшного шага, в работу с наркоманами и алкоголиками, которые хотят изменить свою жизнь и с их обессиленными родственниками, которые не хотят менять свою жизнь, но делают невозможное для «спасения» оступившихся детей, мужей.

Лет десять назад я попала к БАТЮШКЕ.

К Архимандриту Иерониму людской поток стекался со всего света. За советом, помощью, поддержкой, за женой, мужем, где жить, куда пойти учиться… Всех принимал теплый батюшка. Для каждого было своё слово, искренняя улыбка и шутливый наказ.

Знающие люди посоветовали мне написать свои вопросы на бумаге. Потому что времени очень мало — народу много, и чтобы не мямлить и не задерживать никого я выписала свои «горести» в столбик и покорно сидела и ждала своей очереди.

Очередь была для видимости. Батюшка выходил и сам выбирал следующего вопрошающего. Его лучистые, светлые и с доброй усмешкой глаза останавливались на человеке и вдруг на сотую долю мгновения становились серьезными, что то где то «стыковалось» у батюшки и следующий счастливчик заходил на прием. Надо было быть настоящим счастливчиком, чтобы в первый день приезда выбор пал на тебя. Многие жили месяцами в ожидании.

Я всегда была в числе счастливчиков и, видимо, поэтому сегодня меня не замечали.

Было уже очень поздно. За окном в глубокой темноте разыгрывалась буря. Каркали вороны (или мне слышалось), люстра надо мной подозрительно раскачивалась. Людей рядом со мной уже не осталось. Кто — то ушел с ответами, кто-то с надеждой на следующий счастливый день. Я бы тоже рада была бы сбежать, только не знала куда — мои, знающие куда идти, спутники за мной не приходили. Молиться я тогда не умела. Меня от всей этой ситуации бросало то в дрожь, что сейчас вызовет, то в холод, что опять не позвал. О чем я думала тогда? Ни о чем. Я удивлялась! Сколько, оказывается, у людей горя, проблем, вопросов… С какой надеждой и, главное, ВЕРОЙ (!) они ждут от батюшки ответа. Я чего хочу от него? Зачем я здесь?

Звук шагов я не слышала и поэтому появление маленькой с большим крестом монахини произвело на меня мистическое впечатление. Она была очень грозной, с посохом и тонометром в руках, увидев меня сразу начала громко отчитывать и ругать. А за окном — дождь и буря, люстра качается, вой от стихии, за дверью батюшка проводит «сеанс», я сижу вжавшись в диван, передо мной «черная старушка» кричит и грозит палкой… Мать моя женщина… Сейчас въедет черный рояль на черных колесиках, заиграют только черные клавиши, вылезет черная, лохматая рука, которая потянется к моему горлу и черный голос скажет: " Отдай моё сердце!». А черная старушка наденет на черную руку свой черный прибор для измерения давления и будет сжимать своими черными пальцами грушу… Всё это черное-пречерное зрелище из пионерского детства заставило меня почувствовать себя живой и я стала понимать, чего втолковывает мне бабушка. Бабушка оказалась Игуменьей из соседнего женского монастыря, она врач и пришла померить батюшке давление, дать лекарства. Архимандрит, оказывается, болеет и очень серьезно. «И всё ходят и ходят, никакого покоя от вас нет. Слово «монастырь» от слова «МОНО». Сами прутся и с собой еще тащат» — кричала Игуменья. Моё присутствие и пришибленный вид только раззадорили её и я получила сполна за себя и «того парня».