Роман Уроборос - Заклание-Шарко

АНТОН. Как может этот боров в картине тонкой прятаться?

НИКОЛАЙ. Послушай. Ты, по-моему, за последние часы столько всякого необычного увидел и услышал, что мне даже странно…

АНТОН. Да. И что же он, гад, не вышел, когда всех здесь как овец резали?

НИКОЛАЙ. В данной ситуации здесь нельзя выйти ни раньше, ни позже, а только вовремя. Я надеюсь, что он выйдет вовремя.

АНТОН. Я тоже. Слушай, волшебник, а ты не мог бы мне как-нибудь боевой дух укрепить, дать выпить эликсир храбрости, например, а то если честно — неуютно себя чувствую, представляя, как мне с этими двумя биться сейчас придется. И ведь уничтожить их надо, по-другому — никак.

НИКОЛАЙ. Боевой дух сейчас укрепим.

Из мрака начали выходить люди внезапно, в незнакомую одежду древнюю одетые. В руках у них инструменты струнные странные были. Старинные тоже, судя по рисункам на них.

НИКОЛАЙ. Это гусляры. Посмотри на них. Лучше них во Вселенной никто не сможет укрепить дух.

ГУСЛЯРЫ. Здравствуй, батюшка Николай. Приветствуем и тебя, юноша. (Все гусляры низко поклонились обоим).

НИКОЛАЙ. Что же, давно вы государи мои не пели по такому особому случаю.

ГУСЛЯРЫ. Никогда мы еще по такому особому случаю не пели.

НИКОЛАЙ. Ну, так спойте же ему.

ГУСЛЯРЫ. Сделаем, батюшка Николай, не сомневайся.

НИКОЛАЙ. И знайте, что, может быть, последний раз поете.

ГУСЛЯРЫ. Мы всегда поем как в последний раз, поэтому может быть и песни у нас правильные такие выходят.

Гусляры расселись по стульям свободным, положили гусли на колени свои, ударили по струнам, божественно запели на разные голоса песню.

АНТОН. (Ошарашено). Что же вы, вроде, люди древние, а песни наши современные поете? Да такие, что мозг мне нахрен вынесли…

НИКОЛАЙ. Ты не об этом спрашиваешь. Вот я сейчас тебя спрошу. Тебе на душе легче сейчас стало? Тебе помирать, если что, легко будет? За Родину-Вселенную, за мир свой, за себя? Ты готов сейчас растоптать тех гадов, которые все, что тебе дорого, сейчас уничтожат?

АНТОН. Нет, не стало. Нет, не готов. Мне сейчас кажется, что я из серьезной трагедии в дешевую комедию попал.

НИКОЛАЙ. Может, не хочешь сражаться? Может, увести тебя сейчас путями тайными отсюда?

АНТОН. Да нет. Куда я пойду?

НИКОЛАЙ. Пойдем мы, Антон. Мы тебе не поможем ничем уже больше. Слышишь, небеса как радуются предстоящей битве вашей с недругом.

Прекратил идти снег. Начало всходить солнце. Тишина стояла жуткая.

АНТОН. Не слышу пока, но услышу, надеюсь. Спасибо за все, Николай. Прощай и прости, если что не так. И вы, люди добрые. (В глазах у него стоят слезы).

НИКОЛАЙ И ГУСЛЯРЫ. И ты нас прости. (Исчезают в воздухе после этих слов).

Антон прислушался. Все отчетливей по боковой лестнице гулко приближались шаги. Кто-то приближался, не стараясь ни усилить шум шагов, ни скрыть свое приближение. Они шли уверенно и неумолимо как-то. Кто же это шел так к Антону? Уже знакомые и чем-то даже родные всем Арчи-Отто, воплощение силы небесной неправильной, и Шон-Ганс, воплощение того же самого непобедимое практически. Появились они в комнате, тем не менее, внезапно, уставились на Антона глазами немигающими. Улыбаться начали.

ШОН. Что же не ушел? Тебе же, наверное, предлагали спокойное и безопасное отступление? И главное — не позорно это все.

АНТОН. (Встал в боевую стойку, вытянул перед собой меч). А мне не очень нравится то, что вы хотите с миром сделать. И решил здесь остаться, побиться за самое дорогое, что есть у меня в жизни.

АРЧИ. И что же для тебя самое дорогое в жизни?

АНТОН. Не важно.

АРЧИ. (Шону). Стесняется сказать. Правильно стесняешься. Если мужику двадцать пять лет, и он решает умереть только потому, что не сможет больше слушать какой-то там набор звуков…

ШОН. Да. Без комментариев. Кстати, ты можешь идти прямо сейчас. Мы тебя нисколько не задерживаем. Нам с тобой сражаться нисколько не нужно. Нет необходимости. Все уже сделано.