Джакомо Маццариол - Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше

– Э-э-э…

– А ты, Томмазо, кем работаешь?

– Я вообще-то Лука.

– Ой, прости, Лука! Да, так кем ты работаешь?

– Я адвокат.

– Ох! – Папа сморщился, точно ему медведь ногу отдавил. – Сочувствую. И долго тебе еще осталось?

Ну и дальше все примерно в том же духе. Хотя, понятно, в профессии адвоката ничего плохого нет.

В общем, что мне больше всего запомнилось из той встречи, так это мощная спасительная сила иронии. Я решил, что нужно взять это на заметку, если соберусь-таки писать инструкцию. Иронизировать. Доброжелательно. Обезвредить оскорбление, давая собеседнику понять, что быть другим – нормально и что у каждого из нас есть какой-нибудь синдром (как говорил мой приятель Давиде, спец по оладьям). Я задумался о создании видео, которое показало бы, какой сложной, удивительной и потрясающей личностью является мой брат.

Еще я понял, что нужно учиться говорить о брате так же легко и небрежно, как я говорю о других. То есть если он сотворил какую-нибудь очередную дичь, то можно, к примеру, сказать: «Ой, а мне брат такую заподлянку устроил, скотина!» Это не табу.

Сложность состояла в том, что если Витто это только веселило, то остальных, как правило, шокировало. Ну как ты можешь? Что ты себе позволяешь? Обзывать скотиной несчастного братика-инвалида?!

Да-да, брат утопил мой мобильник в бассейне. Вот скотина. Брат спер у меня деньги из кошелька. Вот скотина. Брат сказал своей подружке, что я играю в баскетбол как лох. Вот скотина. Да, мой брат может быть и скотиной, и заразой, и падлой, и всем этим вместе. Ты злишься на тех, кого любишь, потому что ты их любишь. И когда я научился называть брата скотиной, то почувствовал себя по-настоящему свободным.

Однажды вечером, перед ужином, мы с мамой, папой, Аличе и Кьярой были на кухне, а Джо играл в гостиной.

Я смотрел на них, и мне казалось, будто я вернулся на десять лет назад – в тот день, когда нашел синюю книгу со словом «даун» на обложке. Папа грыз миндаль, как и в тот раз. Мама резала овощи – правда, не перец, а кабачки. Аличе уткнулась в телефон. Кьяра держала чашку. Была зима, конец февраля. С улицы в комнату проникал слабый свет фонарей, вызывавший желание зажечь камин, нажарить каштанов и завернуться в одеяло.

– Я сегодня наблюдала замечательную сцену, – вдруг сказала мама.

Папа поднял голову от миндаля с таким выражением, будто он и не подозревал, что в комнате есть кто-то еще. Аличе не отреагировала. Кьяра выгнула шею, прислушиваясь.

– Какую?

– Я видела Джо…

– Ты его каждый день видишь.

– Да нет! Перед школой. Я смотрела, как он здоровается с одноклассниками. Вы обращали внимание, что он здоровается со всеми, от самых хулиганов до самых ботаников? И что для каждого у него особое приветствие?

– По-моему, с хулиганами он здоровается гораздо сердечнее, чем с ботаниками, – сказал я.

– И что меня поразило, – продолжала мама, не обратив на мои слова внимания, – так это то, что ему все улыбаются.

– Ну понятно. Он же у нас шутник.

– Как в тот раз, когда мы с тетей Федерикой ходили в дом престарелых, – вспомнила Аличе. – Он увидел всех этих унылых стариков, надел на голову мусорную корзину и стал бегать по комнате.

– В любом случае, как бы он там ни приветствовал этих хулиганов, его постоянная пассия – Джулия, – отозвалась Кьяра. – Он говорил, что хочет на ней жениться.

Аличе подняла голову и выпрямилась:

– Очень тяжко ему будет, когда он узнает, что не может жениться.

– Почему это? – спросил папа, не переставая таскать из пиалы миндаль.

– Как почему?

– А что значит для него свадьба? Подумайте сами. Нарядная одежда, праздник. Ну, хорошо, мы нарядимся, устроим праздник.

– А если он захочет детей? Подарим ему куклу?

– Ну, тут уж мы скажем, что у него не может быть детей. И аналогию приведем: вот Джакомо знает, что ему не стать профессиональным баскетболистом, хоть он и хочет этого больше всего на свете.

– Да ему и работу найти проблематично будет, – вставил я.

– Может, я его к себе в аптеку возьму, – сказала Кьяра.

– Я думаю, что прежде всего нужно разобраться в наших ожиданиях, – сказала мама. – Взглянуть на его жизнь свежим взглядом. Все дело в том, как смотреть.

– Да уж.

– Точно.

– Йес.

– Хрум, – кивнул папа, пережевывая миндаль.

Как смотреть, значит… Я поднялся и пошел подглядывать за Джо в гостиную.

Джо играл со своими динозаврами. Я замер на пороге, скрытый полумраком. Я никогда вот так не стоял и специально не наблюдал, как он это делает. Джо брал динозавра из кучи слева от себя, оглядывал ему ноги, потом заставлял пробежаться, развернуться, подпрыгнуть, после чего бросал его в угол, пополняя образовавшееся там кладбище доисторических животных. Потом брал следующего и так далее. Джо знал о них все – названия, реальные размеры, ареал обитания. Настоящий динозавровый царь. Почему они так ему нравятся? Я закрыл глаза и попытался увидеть то, что видел он. И у меня почти сразу что-то получилось. Мезозой. Вон там, у телевизора, большое озеро. В книжных полках – деревья. На полу вместо ковра – прерия. На подоконнике диплодок пожирает мамины цветы. Над головой летает птеродактиль. За диваном спрятался стегозавр. И Джованни всем своим существом погрузился в это волшебство. А в мезозое, оказывается, прикольно! Не знаю, сколько я так простоял: времени там не существовало. Могло пройти двадцать минут, а могло и три дня, с тем же успехом. Да, двенадцать лет потребовалось, чтобы я смог увидеть мир глазами брата. И, честное слово, этот мир очень даже хорош.