Джоэл бен Иззи - Царь-оборванец и секрет счастья

Что я наделал! Я выпалил штук семь или восемь извинений, прежде чем ему удалось остановить меня:

– Ничего страшного… все время… случается одно и то же…

Я, наконец, смог объяснить причину моего звонка, и он рассказал мне свою историю. Пришлось прижимать трубку к уху – его слов было почти не разобрать. Операция – полный провал.

– …очень тонкая процедура… были осложне… – голос исчезал, и я слышал, как он хватает ртом воздух. – …ния.

– Будете пробовать… еще раз?

Возникла еще одна долгая пауза.

– Нет… у меня там… черт-те что… Все в рубцах. У меня была одна попытка… – он снова исчез. А через пару секунд произнес: – Я научился… жить… с этим.

Закончив разговор, я повесил трубку, и холодок пробежал по телу. Операция означала, что я снова подброшу монетку, и меня пугала сама эта мысль.

Я-то напугался, а вот Тали была просто-напросто в ужасе.

– В тот день, когда ты потерял голос, я начала надеяться, вопреки всему, что он вернется, – стоял воскресный вечер, дети были с няней, а мы гуляли по Пресидио в Сан-Франциско. Бывшая военная база стала одной из самых зеленых зон города и простиралась вплоть до моста Золотые Ворота. – Пойми, я так хотела, чтобы голос к тебе вернулся. Молилась об этом, но он все никак не восстанавливался. И вот после стольких месяцев ожидания надежда умерла. И тогда я просто похоронила ее. Это была медленная, ужасная смерть. Мне пришлось. Ничего больше не оставалось, – тали помолчала, горестно качая головой. – И теперь ты предлагаешь мне ее эксгумировать? – она плакала. Мы подошли к одному местечку, прямо под мостом, где холодный ветер задул сразу со всех сторон, высушивая слезы у нее на щеках. – Слишком больно. Я и так чувствую себя горелым лесом.

Бессмысленно было с ней спорить. Невзирая на все то, что о надежде было сказано и спето поэтами и сказителями, по правде говоря, жалит она больно. Греческий миф гласит, что надежда появилась в мире благодаря Пандоре. Надежда лежала на самом дне ящика, который Пандоре нельзя было открывать. Конечно же, она его открыла, выпуская в этот мир полчища ужасающих тварей. И последнее, что осталось в ящике, – надежда. Мне всегда казалось, что эта история воспевает достоинства надежды, величайшего утешительного приза. Но теперь, размышляя о том, что пришлось пережить, и слушая Тали, я вновь счел надежду одним из страшнейших чудовищ, высвобожденных Пандорой, а может, и самым страшным. Нас обоих обожгла одна и та же надежда – что мой голос вернется.

– Как можно снова открывать эту дверь? – спросила Тали – и ждала ответа. Его не последовало, и Тали продолжила: – Но не мне ее и закрывать. Это твой голос. Твое решение. Я хочу, чтобы ты знал… – она взяла меня за руку. – Джоэл, я люблю тебя. И буду любить независимо ни от чего. Но таким, как сейчас, ты мне нравишься больше. Мне нравится, кем ты стал.

Мы еще долго стояли в тишине, ветер дул над заливом, а меня обуревала нерешительность. Я совсем не понимал, как быть. Посмотрел на парусник под мостом, а потом – Тали в глаза; эти глаза светились улыбкой.

Я не находил себе места несколько дней и вот тогда по-настоящему заскучал по Ленни. Обнаружил, что у меня куча вопросов, какие можно было бы ему задать. Начать с того, что я прочел всю Книгу Иова три раза и не смог найти места, где Бог смеется. Написал в юридическую контору, от которой получил бокал Ленни, и они уведомили меня, что Ленни умер внезапно в самом начале лета от второго сердечного приступа. По просьбе Ленни похоронной церемонии не было, и его погребли на кладбище Санта-Круза, рядом с Пёрл.

Но, даже зная, что Ленни больше нет, я все еще слышал его голос и воображал, что бы он мог сказать о моей жизненной дилемме, будь он жив. Сначала, наверное, рассмеялся долгим, утробным смехом. А отсмеявшись, сказал бы:

– И ты пришел сказать мне, что я опять оказался прав, так?

– Прав?

– Прав, – повторил бы Ленни, кивая и воздевая палец. – Я же говорил, что твоя история в руках виртуозного рассказчика.

Я бы начал выжимать из него совет – стоит ли мне идти на операцию или нет, и он бы ответил мне:

– По мне, ты в любом случае что-нибудь потеряешь – и хорошо! Как я и говорил – ну и везучий же ты.

Хирург объяснил, что мне необходимо оставаться в сознании в процессе операции, чтобы они с королем знатоков могли «подстроить» мой голос. Они будут пробовать вживить мне в горло кусочки различной формы и смотреть, какой из них сработает.

– Но вы не волнуйтесь, – заверил он меня, пока медсестры привязывали меня к кушетке и накачивали лекарствами, – больно не будет.