Лили Кинг - Эйфория [litres]

Чересчур рано и почему-то всех разом Нелл выдворила посетителей из дома.

– Что случилось? – спросил я.

– Ни одной матери, – сказала она. – Сегодня не пришло ни одной взрослой женщины. – Она уже собирала сумку. На ней было то самое голубое платье, в котором я впервые ее увидел. – Что-то происходит. В прошлом месяце было то же самое, но тогда они не впустили меня в дом. На этот раз я не позволю так легко от меня избавиться. К чаю вернусь. – И решительно вышла.

Фен тоже мог вернуться к чаю.

Несколько часов я провел среди груд книг и у книжных полок. Они притащили с собой громадную библиотеку, американские романы, о которых я вообще никогда не слышал, этнографические исследования, которые получили научные премии, а я о них не знал, книги по социологии и психологии с неизвестными именами авторов откуда-то из Калифорнии и Техаса. Целый мир, о существовании которого я едва догадывался. А еще у них была куча журналов. Я читал про выборы Рузвельта и загадочную штуку под названием циклотрон, ускоритель, который разгоняет элементарные частицы до миллиона электронвольт, и они расщепляются и образуют какой-то новый радий. Я бы читал весь день, но пришел Кануп и позвал меня на рыбалку.

Мы спустились к озеру. Небо прояснилось, и солнце палило, но на потрепанной грозой земле валялись поломанные ветки, листья, орехи и твердые незрелые фрукты. К лодке пришлось продираться сквозь завалы. По воде уже скользило множество каноэ, гребцами были одни мужчины. Я спросил, почему сегодня рыбачат мужчины, а не женщины.

Кануп усмехнулся и сказал, что женщины сегодня очень заняты. Он явно намекал на что-то, но впрямую говорить не стал.

– Женщины сегодня ненормальные, – вот все, что он сообщил.

Мы проверили сети и отправились на промысел. Мужчины там рождаются и растут, чтобы стать ремесленниками – гончарами, художниками, резчиками масок. Но при этом они, как я выяснил в тот день, поразительно скверные рыбаки. Они скандалили и обижались друг на друга. Неловкими пальцами рвали тонкую нить сетей. Они, похоже, не понимали, как устроены верши. Громкие вопли распугали всю рыбу. Я немало повеселился, наблюдая за ними, но все время присматривался к дальнему краю озера, откуда, из легкой мерцающей дымки, в любой момент могло появиться мое каноэ.

Я был рад, когда мы вернулись на берег, и готов был бежать к Нелл – пить с ней чай и наслаждаться тем немногим временем наедине, что оставалось. Но Кануп пожелал вымыть каноэ, которое, по его мнению, провоняло рыбой, при том что он ничегошеньки не поймал, и заодно заделать небольшую течь, а для этого надо было принести из его дома каучуковый сок. Проходя мимо дома Нелл, я окликнул ее, но никто не отозвался.

Мы увидели ее, возвратившись к каноэ. Она стояла в воде по щиколотку, приложив руки козырьком к глазам, и всматривалась в озерную даль. Заслышав голос Канупа, обернулась. Руки бессильно упали.

– Мне сказали, что вы уехали!

– Уехал?

– Да. Чанта сказал, уплыли в лодке.

– Я был на рыбалке с Канупом.

– Слава богу. – Она судорожно ухватила меня за рукава рубахи. – Я и вправду решила, что вы отправились их искать.

– Боюсь, что уже поздно.

Кануп занялся своим каноэ, но я не мог ему помочь, потому что Нелл меня не отпускала. Она все теребила ткань моей белой рубахи. Что-то с ней было не так.

– Я думала, вы уплыли к Бетт, – сказала она.

– К Бетт?

– Потому что у нее есть катер.

Я и забыл про Бетт и ее катер. И что рассказывал о ней Фену.

– Простите. – Она смеялась, но, казалось, вот-вот расплачется. Выпустила наконец мои рукава и нервно потерла ладонями лицо. – У меня был очень странный день, Бэнксон.

Я глаз не мог от нее отвести, как если бы она показывала фокус, вернее, раскрывала его секрет. В ней появилось что-то обнаженное и беззащитное, будто между нами уже многое произошло, будто время скакнуло вперед и мы уже стали любовниками.

– Что случилось?

– Пойдемте домой.

Я виновато пожал плечами, показывая Канупу, что не могу ему помочь. Но тогда ничто не могло разлучить меня с Нелл. Я снова затравленно посмотрел на горизонт. Пусто. Еще немного времени. И пошел за ней по тропинке.

Чай мы пить не стали. Она налила нам виски, и мы сели за кухонный стол, друг напротив друга.

– Не знаю, поверите ли вы.

– Конечно, поверю.

Она вдруг встала.

– Простите, сначала я должна это записать. – Заправила бумагу в машинку. Я ждал стрекота клавиш. Тишина. Она вернулась за стол. – Или, может, должна сначала рассказать вам. – Солидный глоток виски. У нее красивая шея, не тронутая тропическими язвами. Поставив стакан, она посмотрела мне прямо в глаза. – Если бы я рассказала такое Фену, он бы не поверил. Заявил бы, что я все выдумала или недо…