Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

Отец Дину, Арджун Чача, выразился куда более резко.

– Совсем из ума выжил? – осведомился он у моего отца на следующий день после поездки матери на тонге. – Учиться индийским танцам? А чему там учиться, друг мой? Танец изобрели, чтобы мужчины могли поглазеть на женщин, а не для того, чтобы одни женщины могли поглазеть на других. – Он хлопнул ладонью по капоту своей машины и рассмеялся. – Ты бы поприглядывал за своей молодой женушкой, Нек. Помнишь тот раз, когда она у тебя в саду танцевала? Все твои слуги…

Отец откашлялся и, вскинув бровь, жестом пригласил меня к разговору.

– Так и было? – спросил он подчеркнуто ровным голосом. – Ты всякие мелочи лучше меня запоминаешь.

Что бы отец ни выговаривал матери дома, он всегда следил за тем, чтобы даже намеком не обмолвиться посторонним о существовании между ними разлада. Как ни странно, недовольство родителей Дину могло убедить его в том, что моя мать не сделала ничего дурного. Почему бы ей не гулять там, где хочется (в пределах разумного, естественно)? У женщин тоже были права. Он услышал об этом на днях от Мукти Деви в Обществе патриотов Индии, где она выступала с пламенной речью, призывая мужчин освободить своих жен от исполнения пурды [33] Пурда ( перс . – занавес) – кодекс поведения женщин среди мусульманского населения Афганистана и Пакистана, также практикуется индусами, особенно высших каст. По законам пурды женщина должна проводить всю жизнь в стенах своего дома, занимаясь домашним хозяйством и воспитывая детей, беспрекословно подчиняться мужчинам семьи и полностью покрывать все части тела, включая лицо, в присутствии посторонних мужчин. и подтолкнуть их к участию в борьбе за независимость.

Говоря, отец крепко сжимал мою руку. У меня хватило ума догадаться, что так он предупреждал меня держать рот на замке. Обычно он носил легкую обувь без задников, но в тот день, несмотря на жару, на нем были новые черные кожаные туфли, которые почему-то выглядели на его ногах не по размеру большими. Несколькими дюймами выше, за узеньким мостиком тощих, обтянутых белыми носками щиколоток, трепыхались просторные штанины. Как будто для того, чтобы усилить впечатление от столь странного наряда, на голову отец водрузил одну из тех матерчатых кепок, напоминающих своим видом перевернутую лодку. Я попытался выдернуть руку. Он ее не выпустил.

Погладив свою машину еще немного, отец Дину перевел разговор на другую тему:

– Это новая модель. Додж. Как-нибудь возьму тебя прокатиться, высажу тебя у колледжа и поеду в суд. Не поверишь, какой у нее мягкий ход, как будто на барже плывешь.

– Ты же знаешь, я предпочитаю ходить пешком. Если бы мы были созданы для больших скоростей, рождались бы с бензобаками вместо желудков.

Отец Дину неодобрительно потряс головой, раздувая щеки и шумно выдыхая:

– Знаешь, Нек, мы дружим с тобой с детства, но я все равно тебя не понимаю. Рано или поздно тебе придется расстаться со своими фантазиями. Самое время начать вкушать все радости жизни.

У Арджуна Чачи было округлое брюшко, пухлые щеки и нос с неизменно раздутыми ноздрями, под которым топорщились черные пышные усы. Маленькие глазки его зорко смотрели на мир. Каждое утро к нему домой являлся брадобрей, в чьи обязанности входила укладка арджуновских волос с приданием им необходимого лоска, бритье, подравнивание усов и стрижка растительности в носу. Перед тем как отправиться в суд, Арджун обрызгивал себя одеколоном «Олд спайс», и всегда можно было заранее догадаться о его присутствии по тянувшемуся за ним душистому облаку. «Никто не может обвинить меня в том, что я не получаю удовольствия от своих денег, – говорил Арджун Чача с улыбкой, – надо знать не только, как зарабатывать деньги, но и как их тратить».

– Каждый вечер перед сном я стою у открытого окна и вглядываюсь в темноту – дует летний ветерок, полумертвые деревья все в пыли, но я знаю, что на рассвете растения польют, машину вымоют, а коров подоят, манго почти созрели, у меня пять дел в производстве, нужно встретиться с десятью клиентами, провести собеседование с адвокатами, нанять поверенных, организовать работу на суконной фабрике в Канпуре и на полях хлопка и сахарного тростника. Все эти мысли проносятся в голове, и я просто диву даюсь – это же мое собственное королевство, мною выстроенное и полностью от меня зависящее.

– Так и есть, так и есть, – пробормотал отец, пытаясь как-то закончить разговор. Он должен был отвести меня к глазному врачу на осмотр. Я был только рад задержке. Проверки зрения были хуже школьных контрольных. В школе у меня была хоть какая-то надежда на приличную оценку. При проверках зрения надеяться было не на что.