Рамита Наваи - Город лжи. Любовь. Секс. Смерть. Вся правда о Тегеране [litres]

– Салям, ханум, вы действительно прекрасны, как мне и рассказывали, – сказал клирик, открыв дверь и вежливо поклонившись Лейле.

Он был сама элегантность; даже сейчас, облаченный в нижнюю одежду габаа, он казался весьма изысканным (а в верхней религиозной одежде и вовсе выглядел безупречно). Он был высоким, стройным, в дорогих очках, с безупречно подстриженной бородой.

Взяв манто и шарф Лейлы, он проводил ее в неимоверных размеров прихожую, забитую подделкой под мебель рококо и стульями из темного дерева с золотой парчой. Они прошли в спальню и сели на край кровати.

– Ты часто молишься, моя дорогая?

– Нет, господин. Моя семья не особенно религиозна.

– Ты веруешь?

– Я люблю Бога и Пророка, да благословит его Бог и приветствует , всем сердцем. И восхищаюсь имамами. Я очень почитаю все духовное, господин.

– Это хорошо, очень хорошо. Но занимаясь таким делом, ты должна проявлять чрезвычайную осторожность, чтобы оставаться незапятнанной в глазах Бога.

Лейла кивнула. Клиент читал ей наставления далеко не в первый раз, но вместо того чтобы рассердиться, она внимательно слушала его.

– Ты когда-нибудь вступала во временный брак – сиге ?

– Нет, господин.

Лейла боялась признаться в том, что в своей сумочке постоянно носит фальшивые сиге , купленные у продажного муллы.

– Дочь моя, пока отношения между мужчиной и женщиной освящены в глазах Бога, они не являются аморальными. Тебе необходимо выучить слова молитвы сиге . Бог милостив. Никогда не поздно спастись.

Клирик зачитал молитву вслух на арабском и перевел ее на персидский: «Я вступаю в брак на определенный период времени с определенным махром ».

Вместе Лейла и клирик повторили молитву на арабском, а потом она повторила ее еще раз одна.

– Теперь мы не согрешим. – Клирик похлопал ее по ноге и улыбнулся.

Сняв очки и кольца, он погасил свет у изголовья кровати, а потом они разделись в темноте и погрузились в запоминающий анатомическую форму матрас.

Клирик стал регулярным клиентом, и они встречались каждую неделю. Он был вежливым и внимательным, покупал ей подарки – почти всегда дешевое, вызывающее белье: ярко-красные трусики с прорезью, кружевные сорочки, от которых чесалось тело, пояса для чулок с подтяжками и прозрачные, словно кукольные, ночные платья. Лейла относила их Паризе, которая продавала их в салоне красоты. После секса они пили чай на балконе, любуясь простиравшимся у их ног городом с тысячами бетонных многоэтажек, растворявшихся в смоге. Самое высокое сооружение в Тегеране – расположенная в западной его части башня Миляд – казалось космическим кораблем в стиле семидесятых, приземлившимся на гигантский шпиль. В дни, когда смог немного развеивался, проглядывали даже горы на юге.

По мере того как росло доверие клирика к Лейле, он делился с ней своими заботами: неблагодарные дети и сварливая жена, отказывающая ему в близости. Он читал Лейле свои любимые стихи из Корана, в которых говорилось о рае и прекрасных садах, ожидающих благочестивых:

Лейла заучивала их наизусть, что радовало клирика; она проявляла гораздо больше усердия, чем любой из испорченных тинейджеров, каких ему доводилось обучать. Она же, в свою очередь, привязалась к нему и стала воспринимать его как своего рода мудрого отца. Он пробуждал в ней высокодуховные чувства, как ни одно занятие эрфан , и учил ее, как хранить верность Господу, занимаясь своим делом. Его объяснения не походили на бесконечные разглагольствования по поводу морали или философские вопросы без реальных ответов. Наоборот, его слова казались удивительно верными и правильно передающими всю суть вопроса, словно были вложены Богом в уста самого Пророка. И с тех пор Лейла никогда не занималась сексом, прежде чем не прошепчет слов молитвы сиге .

Услышав от нее эту молитву впервые, судья рассмеялся:

– Ах, девочка моя, я так рад! Наконец-то можно не волноваться о том, что мы делаем что-то неправильное! Ну все, прямо гора с плеч свалилась!

– Но если духовные лица говорят, что это хорошо в глазах Бога, как я могу с ними спорить?

– Ну да, ты права. Кто мы такие, чтобы спорить с духовными лицами?

За тридцать лет, проведенных на службе Исламской республике, судья успел проникнуться цинизмом и мрачным чувством юмора по поводу того, чем обернулась революция. Люди, которым он доверял, которых любил и с которыми плечом к плечу сражался на улицах Тегерана, один за другим представали перед судом, словно система, поглотив и переварив, выплевывала их из себя. Многие хорошие люди, некоторые даже творцы исламской революции, находились ныне в тюрьме или под домашним арестом за то, что осмелились подвергнуть критике режим и Высшего руководителя. Судья давно принял решение: режим для него все равно что родной ребенок, от которого нельзя отвернуться. И еще он понимал, что любое слово против режима будет означать его личный крах.