Эндрю Миллер - Переход

Мод решает по возможности держаться берега, и поскольку влево путь слегка посвободнее, она сворачивает туда – к югу – и идет по кромке поляны над откосом, а потом деревья пихают ее к краю, и надо сворачивать прочь от моря. Луна всползла выше, и верхушки серых деревьев засеребрились, а земля внизу гола, темна, ухабиста. То и дело на пути черной изгородью воздвигается кустарник и приходится петлять, а один раз, когда Мод огибает заросли, что-то рассекает ей кожу на плече – ювелирно, будто лезвием. После этого она ходит осторожнее.

Распевают насекомые, но вокруг Мод тише, пение всегда поодаль. У нее береговая болезнь, поступь тяжела, но она шагает размеренно, тень скользит по костям лунного света, теряется в черноте, что темнее ее, спустя миг выныривает под луну.

Вспугнула птицу. Та прошмыгивает мимо лица, сердито молотя крыльями, и Мод шарахается, падает. Когда встает – теряется. Где берег? Куда она шла? Из рюкзака достает компас. Светящийся кончик стрелки легонько подрагивает. Мод ориентируется, снова пускается в путь, плывет меж серебристых деревьев по тропам, скорее воображаемым, нежели подлинным, деревья и свет складываются узорами в уме, игра в «найди минимальные отличия», калейдоскоп лунных веток, и все это обрывается так внезапно, что она теряет равновесие и шатается, как на краю обрыва. Стоит же она на краю дороги – ну, грунтовки, если это ненастоящая дорога, но машина здесь явно пройдет. Мод достает фонарик, светит влево и вправо, затем под ноги, ищет отпечатки покрышек и, кажется, находит, хотя точно не скажешь. И снова надо решить, куда идти. И снова она сворачивает влево.

По дороге идти быстрее, безопаснее, сильнее надежда вскоре отыскать помощь. Слева и справа те же кусты и голые деревья, сквозь которые она шла от самого откоса, но впереди, даже если надо идти всю ночь, наверняка будет ферма, поселение, городская окраина, и Мод воображает (монотонный ритм ходьбы вгоняет ее в полудрему), как минует пригородные сады, притихшие развязки, безответно мигающие светофоры.

Луна теперь в зените, свет дробит воздух на пиксели, расстояния неясны. Мод останавливается попить воды, поесть изюму, затем надевает рюкзак и шагает дальше – последняя женщина на Земле, первая женщина, и тень ее рябит в пыли грунтовки, и глухо стучат кроссовки – тихо, удивительно, до чего тихо. Так проходит еще час, потом другой, Мод погружается в ночную тишину, раскачивается по вопиющей амплитуде ночи, ноздри полны запахов придорожной травы. Постепенно – или она постепенно замечает – пейзаж справа меняется. Серебристые деревья редеют; затем исчезают, и их сменяют пальмы, высоченные, плавные, верхушки блистают лунным светом, у корней – звездная тень крон.

Мод забредает под эти пальмы; трудно удержаться. Кокосовые или другие какие-то? Собирают с них урожай? Вроде растут не как попало – похоже, высажены рядами. Она опять вынимает фонарик, шарит вокруг лучом, и его переламывают древесные стволы. Выключив фонарик, она слепнет. Раздумывает, не запустить ли фальшфейер – в рюкзаке два, может, кто увидит. Вместо этого присаживается под ближайшей пальмой. По-прежнему тепло. В голове отзвуком ее шагов стучит кровь. Мод пьет воду, ложится, под голову подсовывает рюкзак. Земля пахнет пряно, но, закрыв глаза, Мод видит море, серое, серо-зеленое и безбрежное. Она спит, не видя снов, и пальмовые ветви в вышине порой шуршат, словно дождь, хотя дождя нет.

Спозаранку, расплетясь клубком под пальмой, она озирает окрестности, рощу, зримый мир, что красками сочится в приглушенный воздух, – рыжиной земли, драной зеленью пальмовых ветвей, какой-то птицей, прошившей рощу пятном живой желтизны.

Земля потрескалась, почти гола и, вопреки надеждам, не усеяна палыми кокосами, хотя некие плоды на пальмах висят – высоко, не достать. Мод съедает горсть изюма, пьет воду, затем бродит по роще в поисках какой-нибудь постройки, а если и не постройки, то забора, свежей колеи, чего-нибудь – чего угодно, – хранящего человечьи письмена. Попадается ей только почерневшее кострище, а рядом закопченная консервная банка, где живет крупное насекомое. Мод возвращается на грунтовку. Первый час прислушивается, ловя пение грузовика, легковушки. Потом просто идет, кроссовки от пыли рыжеют, тень съеживается, свет уже ослепляет, и Мод подолгу не отрывает глаз от земли. От солнца не укрыться. Мод вспоминает шляпы на яхте, панаму Фантэма, свою бейсболку. По глотку отпивает воду, поддается подозрению, что ходит кругами, ложится в тени, пережидает самую жестокую жару и далеко за полдень снова отправляется в путь. Девять ноль-ноль, судя по наручным часам; от часов никакого проку. День стынет, небесная белизна сгущается до синевы. Приплывает дюжина облачков, но ни одно не заслоняет солнца ни на миг.