Игорь Адамацкий - Созерцатель

— Ну, как? — весело спросил Иван Кузьмич, когда приятели оказались на улице. — Видал энергию? Своя машина и дача в Зеленогорске. А посмотрел бы ты на его мебелишку! Ворует, сволочь, и хоть бы сна лишился... Зато человек хороший. Не мужик — душа. Семью любит. Две дочки на выданье.

— Не похвалишь — не продашь, — рассмеялся Борис Тимофеевич. — Если б он семью не любил, я бы к нему на посуду ни в жизнь не пошел бы.

Прощаясь на остановке, Иван Кузьмич, будто невзначай, сказал:

— Слышь, Боря, будешь на лужайке, ты... это... прихвати пару бутербродов... хочу на старухе попробовать, а?

НА ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ МЕЖДУ ГОРОДАМИ... И ...СТОЛКНУЛИСЬ ДВА ПАССАЖИРСКИЙ ПОЕЗДА. ЧИСЛО ЖЕРТВ СОСТАВЛЯЕТ... ЧЕЛОВЕК. ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ, ЧТО КАТАСТРОФА ДЕЛО РУК... ИСТОВ. ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ...

— Что же вы, Борис Тимофеевич, так загулялись? — встретила его Лина домашним, уютным говорком. — Уж вся я извелась, чего это с вами приключилось?

Видно было, что роль хозяйки ей очень нравится.

Борис Тимофеевич с властным одобрением оглядел ее, — из какой-то цветастой тряпки смастерила она изящный передник, повязанный тесемками над животом под грудью; волосы гладко причесаны и сзади перехвачены розовым бантом; глаза блестят; лицо умыто; на лице улыбка.

— Чем ты занималась? — просто и строго спросил Борис Тимофеевич, с самого начала решивший про себя, что распустить и тем более баловать женщину опасно. — Все перед зеркалом вертишься, кокетка?

— Что вы, Борис Тимофеевич? — застеснялась Лина. — Где это у вас зеркало? Одно я нашла, да и то мухами в два слоя засижено. Еле-еле отмыла.

Борис Тимофеевич прошел в кухню и потрясся: женская рука, движимая благодарностью и вдохновением, сотворила чудо — закопченные стены отмыты, газовая плита сияет стерильной белизной, посуда также выполощена и расставлена в том гармоническом соответствии, какое ведают лишь великие искусницы очага.

— Ох, Лина, — рассмеялся Борис Тимофеевич, — ох, подруга, цены тебе нет! И полы, смотрю, блестят. Ну, спасибо, ублажила.

— Давайте завтракать. Я сварила овсяный киселек.

— За заботу спасибо, а вообще-то — к черту всякую диету, будем жить полной жизнью. Жизнь — сочна и пахуча, и надо от нее не отщипывать, а ломать большими кусками.

— Не подавиться бы нам, — заметила Лина, расставляя на столе. — Вы сами как-то говорили: не откусывай больше, чем можешь проглотить.

— Небось, прокусим. Или пальцем протолкнем. — Борис Тимофеевич говорил уверенным тоном, и движения его были скупы и сильны, да и в лице появилась некоторая лихость. — Я теперь в магазине стану работать. В гастрономе на посуде, а? Тебе не стыдно будет, что твой мужик из инженеров в посудники подался? Бабы — народец честолюбивый.

— Лишь бы человек был хороший, — улыбаясь, отвечала Лина. — Остальное все можно: где сгладить, где перетерпеть.

— Я еще и воровать научусь, — подтрунивал Борис Тимофеевич.

— Не получится. У вас в сердце — правда.

— Нашла праведника. Праведники, голубушка, все больше по отдаленным местам мыкаются, в своей ли, в чужой стороне. Для остальных закон один: с волками — по-волчьи.

— А кто овцами захочет быть?

— Если б овцы знали, что они овцы... А кисель хорош! Недаром я давно глаз на тебя положил — догадывался, что из тебя укладистая хозяйка выйдет. А сама что еле ложкой ворочаешь?

— Да я уж поклевала до вас.

— Нет, миленушка ты моя, так не годится. Тебе есть надо много, с аппетитом и покалористей. Будешь есть только то, что захочешь. Зря я, что ли, в магазин устроился? Сейчас приберемся и пойдем тебе тряпки покупать. Платье попросторней, плащик какой поприглядистей, туфельки, бельишко. Голову приведем в порядок, причесочку построже.

Лина, улыбаясь, слушала.

— Косметика на время отменяется. Никаких помад, красок на глаза. Это вредно для ребенка. Курение — отменяется,

— Я сегодня еще не курила.

— Правильно. И завтра не закуришь.

— Хорошую вы мне жизнь планируете, Борис Тимофеевич. Хуже каторги.

— Ничего, перебьешься. Ребенок должен рождаться здоровым. Завтра утром пойдешь в консультацию и принесешь мне бумагу от врача, какие у тебя анализы и какие витамины тебе нужны.

— Вам тоже бумага пришла. Телеграмма. — Лина вытащила из кармана передника листок и положила на стол. — Я расписалась в приеме.

Борис Тимофеевич прочитал: «Тов. Востриков зпт жду информацию тчк Сергей Алексеевич тчк».

— Кто этот Сергей Алексеевич?

— Вербовщик, Линочка. Вот впился, клещ!.. Я попал вчера в будущее, — не знаю, как это случилось, — и там меня этот тип подцепил на крючок.