Игорь Адамацкий - Созерцатель

Был ранний вечер. Пассажиры самолета — прозвище «караван-сарай», бортовой номер 85300 — скушали по куриной лапке, заели куском расстегая, полакомились ананасом, откушали кофею, вытерли пальцы и губы душистыми салфетками и теперь отдыхали, едва ощущая сквозь дрему, как аэроплан мчит в сумрак, покачивая рессорами на воздушных колдобинах.

Егор не спал. Перед ним на коленях лежала карта республики, и он отмечал проплывающие внизу веси, чтобы не пропустить нужной, вовремя предупредить бортпроводницу. И как только она обнаружилась из служебного помещения, пошла между кресел, раздавая пассажирам гигиенические пакеты, если вдруг стошнит, Егор обратился к ней:

— Скажите, пожалуйста, далеко ли Заманиловка?

— Заманиловка? — переспросила прелестная молодая женщина со светлыми глазами и округлым личиком. — Заманиловки никакой нет. Верст через сто есть село, именуется Маниловка, то есть это у него название такое — Маниловка, а Заманиловки никакой не было и нет. А Маниловка точно есть, это село такое.

— Да, да, — поправился Егор и покраснел от просака в присутствии прелестной женщины. — Именно Маниловка... Вы не могли бы попросить капитана немного сбавить скорость, чтоб над Маниловкой я совершил выкидыш?

— Извините, — сказала она, — но я должна проверить ваше разрешение на право свободного полета. Оно не просрочено?

— Ни в коем разе, — смущаясь, проговорил Егор и подал красную книжку. — Мое разрешение в полном порядке и со всеми печатями.

Прелестная молодая женщина внимательно посмотрела красную книжку и вернула Егору.

— Хорошо, — сказала она, — я попрошу капитана сбавить скорость верст за двадцать до Маниловки и открою вам люк. Вы знаете, что за бортом около сорока градусов мороза?

— Конечно, — ответил Егор, улыбаясь, — у меня с собой лыжная шапочка. Натяну на уши и быстренько спланирую.

— Зачем вам Маниловка? — улыбнулась прелестная женщина. — Выбрасывайтесь в Конотопе, там памятные места. А Маниловка — скучнейший памятник: десятка два деревянных изб, и ничего более.

— Там есть удивительный источник, — ответил Егор. — Водятся интереснейшие мужики. Сидят в лесу вокруг печки и обсуждают проблему беспорочного зачатия.

— О! — зарозовела прелестная женщина. — Это, наверное, сложно?

— Отчего? — пожал плечами Егор. — Это дело техники и технологии... Кроме того, эти мужики не могут разобрать некоторые слова в тексте, и мне нужно помочь им...

— Понимаю, — улыбнулась прелестная женщина. — Я догадалась: вы пишете роман. Теперь многие пишут роман, — вздохнула она, взглянув в лицо Егора чудными светлыми глазами. — И даль свободного романа я сквозь магический кристалл еще не ясно различал. Вы любите Пушкина?

— Конечно, люблю, — сознался Егор. — И всю его семью люблю.

— Я тоже, — улыбнулась она так мило, будто высвечиваясь изнутри тонким светом любви. — И всех его предков люблю.

— Прекраснейшие люди! — подтвердил Егор.

— Так я предупрежу капитана, — сказала она, — а вы пройдите в багажное отделение, там люк выброса.

Егор снял с сетки чемодан, достал лыжную шапочку, простился с соседом, ничего не подозревавшим стариком-профессором, и прошел в багажное отделение, встал на четырехугольный люк. Вскоре вернулась бортпроводница.

— Что, — спросил Егор, — кэп не сильно ворчал?

— Немного, — сказала она. — Ему надоедает. В каждый рейс у нас пять-шесть фоскушетов [5] Выкидыш (фр.). . Особенно старухи надоедают, капризничают. Вот подлети да подлети им поближе, им, видите ли, лень далеко планировать. А у нас тормоза изнашиваются. Какой вы смешной в этой шапочке. Забавный. Похожи на Штирлица в Швейцарии. Я его недавно везла на юг.

— Как он? Не сильно постарел? — спросил Егор.

— Нет, все такой же собранный и умный, — сказала она. — Приготовились. Встаньте тверже. Прижмите чемодан к груди. Когда открою люк, задержите дыхание. Какой вы смешной!

— И вы тоже смешная, — сказал, улыбаясь, Егор. — Смешная и очень, очень хорошая.

— Все люди смешные, — улыбнулась она. — Смешные и хорошие. Приготовились. Привет Маниловке. Чао!

Сбоку загорелась зеленая лампа, женщина нажала педаль, и Егор ухнул вниз. Он тотчас оказался в темноте и холоде. Самолет, выбрасывая пламя двигателей и перемигиваясь бортовыми огнями, умчался вперед.

Егор, задержав дыхание, спустился на десять километров ниже, втянул ноздрями холодный воздух, осмотрелся. Под ним был лес, темный и теплый. Выблескивала узкая нитяная речушка. Егор опустился еще ниже и еще, пошел кругами, всматриваясь в синие сумерки пристально, до слез в глазах. И вдруг увидел: чуть в стороне внизу сверкнул красный огонек. Егор, как с горы, прижимая чемодан к груди, пошел скользить к вершинам деревьев.