Валерий Попов - Нас ждут

Во сне я снова оказался в подвальном коридоре, у винтовой лестницы, поднимающейся в тёмную комнату. Постояв, я вступил на первую ступеньку, потом на вторую. В руке я держал почему-то свечу, и пламя её, когда я пошёл, качнулось ко мне. Я заслонил свечку рукой — ладонь стала красная, почти прозрачная. Было очень страшно, но слегка успокаивала мысль, что это всё-таки сон, в крайнем случае можно проснуться.

Я шёл по винтовой лестнице, поворачиваясь, и вдруг голова моя оказалась в комнате, ярко освещённой луной. Вот она наконец-то, эта комната, наконец-то я ясно её вижу, хотя и во сне!

Глядя на стены, смутно различимые в лунном свете, я шёл по комнате, и вдруг сердце моё прыгнуло как лягушка и дико заколотилось. Ужас сковал меня — и он был особенно силён потому, что я не понимал его причины. Произошло что-то страшное, но что — я сразу понять не мог. Я посмотрел на руки, на ноги, ощупал лицо — всё вроде бы нормально. Я повернулся к окну и оцепенел: на небе был другой месяц! Когда я только вошёл в комнату, месяц был повернут серпом вправо, как дужка в букве «Р», — это обозначало, что месяц растёт. Теперь же серп был направлен влево, буквой «С», — это означало, что месяц сходит.

Я вернулся с колотящимся сердцем к тому месту в комнате, в котором я заметил это изменение, сделал шаг назад — снова «Р», шаг вперёд — снова «С».

Что же менялось так сильно и страшно в момент этого перешагивания, — так сильно, что даже месяц на небе менялся?!

Я вытер пот. Потом решительно пошёл вперёд, сдвинув тяжёлую занавеску, увеличил щель и посмотрел: пейзаж за окном был абсолютно мне незнаком!

Стены, замыкающей наш маленький уютный двор, не было — ровное поле, заросшее странной травой, шло до горизонта. На горизонте через равные промежутки стояли высокие сооружения (дома?), покрытые чем-то блестящим, но без окон.

Я постоял у стекла, потом толкнул рамы, и они со скрипом открылись. Было душно, но дышать, к счастью, было можно — значит, воздух в то время (через сто лет? Через тысячу?) будет таким же. Уже хорошо!

Я посмотрел, высунувшись из окна, вниз, во двор: трава была высокая и нигде не помятая: давно уже никто не проходил по нашему двору!

Сердце снова заколотилось со страшной силой! Что же произошло? Под самым окном была привинчена каменная доска, и какие-то буквы, наполовину стёршиеся, были на ней. Свесив голову, я стал разбирать надписи на этой доске. Но вниз головой читать буквы было трудно: кровь прилила к глазам — зачем нужны такие подробности во сне, не понимаю!

«В этом доме жил...»

Сердце у меня снова заколотилось. Кто же, интересно, успел после нас в этом доме пожить? И такое печальное, если вдуматься, слово «жил».

«В этом доме жил и работал...»

Как это он работал, не выходя из дома?

«В этом доме жил и работал великий... учёный...»

Ого!

«В этом доме жил и работал великий учёный Мосолов».

Это же я, великий учёный, жил и работал здесь! Я наклонился ещё ниже, почти вывалился из окна и увидел:

Изо всех сил, резко я рванулся назад, чтобы не видеть второй цифры, за тире. Но всё-таки я успел увидеть её!

В ту же секунду я оказался у себя в комнате, сидел на тахте, вытирая с лица и шеи пот.

Ну и сон! Замечательно. Спасибо. Мало кому удаётся заранее увидеть свою вторую цифру — и мне удалось. Спасибо тёмной комнате за это. Благодарю!

Я нервно ходил по комнате, время от времени пытаясь успокоиться, говоря: «Ну это же так! Ерундиссима! Сон!» Но тут же волнение снова находило на меня: «Ничего себе — сон!»

Чтобы как-то всё-таки успокоиться, я оделся, тихо прикрыв дверь, спустился во двор.

Я ходил по двору из угла в угол, как приятно всё-таки видеть его хоть и в неказистом виде, но в привычном. И никакой доски, к счастью, на нём не висит, и никакой великий учёный, к счастью, не проживает!

Иногда я поглядывал, отрывисто и невнимательно, страшно было внимательно глядеть, на окно тёмной комнаты. Но сейчас оно ничем не выделялось: тёмными комнатами сейчас были все.

Потом я глянул, быстро отдёрнул голову: «Нет-нет. Ничего не видал. Ничего!» Потом, не сдержавшись, снова поднял глаза: за стеклом тёмной комнаты горел огонёк — разгорелся, покачался, потом согнулся набок и погас.

Та-ак! Замечательно. Новые дела! Значит, успокоительные мои мысли насчёт того, что, мол, самая обыкновенная комната, ничего таинственного в ней не происходит, — значит, мои успокоительные мысли снова рухнули!

Лезть туда снизу, через подвал? Нет уж, увольте!