Валерий Попов - Новая Шехерезада [Повесть и рассказы]

— Вчера, — тихо говорила жена Ляльке, — уговорила взять ее лишние пять рублей — за яблоки, баню, то да се... Сегодня! — жена показала пальчиком на сетку с крупной картошкой, стоящей возле крыльца. — Вот так!

— Уже уезжаете? — к нам через мост шла Вийве.

— Уезжаем, — вздохнул я. — Жалко, вообще... Так у вас тут хорошо! — я оглянулся.

— Та, у нас хорошо, — сказала Вийве.

Мы помолчали. О детях не хотелось говорить — что тут можно сказать?

— Яан, наверное, не придет — он работает? — сказала жена.

— Нет, он придет. Он переодевается! — сказала Вийве.

Слезы подступили к моим глазам, я быстро отвернулся.

— Жаль, что уезжаете. Хорошая компания! — в светло-желтом костюме с галстуком появился Яан.

— Слушай, Вийве! — проговорил Костя. — Поехали с нами! Я положу тебя в лучшую больницу!

— Зачем? Я не хочу в больницу! — улыбнулась Вийве.

— Ну... — Костя обнял Яана, поцеловал Вийве. — Замечательные вы люди! — произнес он и сел в машину.

— Что... Альберту-то передать? — проговорил я.

— Он все знает! — сказала Вийве.

Мы поехали. Прекрасные пейзажи Эстонии разворачивались перед нами — огромные стада, ухоженные поля.

— Ну и почему, спрашивается, ему здесь не жить? — проговорил Костя.

— А я верю, что все будет хорошо! — сказала жена.

— Вы с Вийве — двое блаженных! — сказала Ляля.

Наконец, мы переехали границу Эстонии — и сразу затряслись на выбоинах! Печальная встреча!

Уже в темноте мы подъехали к дому. Наши окна не горели.

— Странно... и мамы, что ли, нет дома? — вылезая из машины, сказал я.

— Спит, наверное! — сказала жена.

Мама, выйдя в прихожую, только махнула рукой:

— Сами разбирайтесь! — и ушла к себе.

Мы стали разбираться.

Уже глубокой ночью ворвалась дочь.

— Ну? — закутавшись в одеяла, мы жмурились в прихожей.

— Альберта нет! — удерживая слезы, сказала она.

— Это мы видим! И где же он?

— Сначала все было хорошо, — заговорила она. — Мы ходили по выставкам, музеям... по Неве...

— Поэтому вы и не вернулись в срок?

Дочка потупилась.

— Потом он нашел... каких-то дружков...

— Ясно! И понимаешь, что это ты все устроила?

Дочка молчала.

— Ладно, — сказал я. — Давайте спать. Утро вечера мудренее!

Но пословица не оправдалась. Ни завтра, ни послезавтра Альберт не объявился, не звонили и с хутора.

— Да-а... Железные люди! — восхитился я. — «Альберт все знает!» И точка.

— А может — он уже там? — размечталась жена.

— Да нет. В таком случае они бы позвонили... сняли напряжение. Не те люди! — ответил я.

Вечером в среду, когда я вернулся, жена кинулась ко мне:

— Яан звонил!

— Так.

— Сказал, что Вийве завтра делают операцию.

— Так!

— Сказал, что перед операцией еще позвонит.

— Так...

— Ну — эти детишки! Мастера драматургии!

— Сволочи они!

— Кстати — наша не звонила?

— Ну что ты! Зачем? Она уже про это не помнит — у нее какие-то уже новые заморочки.

— Ясно.

— ...А операция тяжелая? — спросила жена.

— Ну как ты думаешь? Если б была пустяковая, Яан вряд ли бы терял свое достоинство и звонил!

— Да-а-а...

Мы долго понуро сидели на кухне. Наконец — заскрипел замок — ворвалась красная всклокоченная дочурка.

— Видела Альберта? — спросили мы.

Еще не отдышавшись, она кивнула.

— Ну как он... едет?

Она покачала головой:

— Сказал, что не уедет, пока не разберется... с одним, который тут его обидел.

— Ну почему — тут? — воскликнул я. — И там кто-то мог прекрасно его обидеть, зачем было приезжать?

— Наша очередь принимать гостей! — разведя руками, вздохнула дочурка.

...Я вспомнил вдруг, как Альберт, сияя, шел через мост с черным атташе-кейсом в руке...

Взяв билет, я рухнул на отполированную пассажирами скамейку. Думал — на минутку, но, вытянув усталые ноги, почувствовал: надо посидеть, расслабиться — весь день в беготне. На улицах холодно, пусто, а здесь тесно, тепло, с детства знакомые, хоть до конца и не разгаданные запахи.

Сосед — торопливо сдвинувшийся, давший мне местечко, громко посапывал — видно, простыл. Я косо — приличия не позволяют смотреть прямо — глянул на него. Небритые щеки, грязные ногти, скукоженная нейлоновая курточка неопределенного цвета, замасленные узкие брючки, потрепанные войлочные ботиночки, серая матерчатая шапка с торчащими ушами... На кисти татуировка, под глазами кожа воспаленная, яркие мелкие прожилки светятся, как спирали лампочки.

— Закурить не будет? — моргнув сразу двумя глазами и подшмыгнув носом, спросил он.