— Извини! — проговорил я, вышел на улицу к автомату.
— ...Говорите! — раздался в трубке требовательный голос Стаса.
— Это снова я. Тут бывший клиент твой, Хвощ!
— Уже?! — закричал Стас. — Ведь сбежал, сволочь! Из реанимации сбежал!
— ...А сильно, вообще, задело его?
— Да нет, не очень. Лезвие наполовину было изоляционной лентой обмотано, чтобы не глубоко... Так сказать — вариант «для своих». Ну и как он там?
— Да нормально, по-моему... Говорит, что ботинки не его.
— Это он может! — заорал Стас. — Потом появится еще, будет требовать деньги за свои ботинки! Тут — еле оклемался — стал с ходу требовать четвертной, который якобы был засунут у него в чехол микрометра, который я отдал!
— Ну и как?
— Пришлось мне на трамвае уже снова тащиться туда, искать этот проклятый микрометр... Ну и конечно же, ничего! Слушай — не в дружбу, а в службу... потрогай у него пульс. Умеешь, надеюсь?
— Пробовал когда-то... Сейчас.
Я оставил трубку висеть, сам вернулся в закусочную, отыскал Хвоща.
— Тихо! — сказал я ему. — Сейчас пульс у тебя буду считать.
— Можно, — Хвощ не без удовольствия подал мне запястье.
— Тихо!
Закусочная умолкла.
— Ну как?
— ...Семьдесят.
— Как часы! — хвастливо проговорил Хвощ.
— Семьдесят! — доложил я в трубку.
— Ну тип! — проговорил Стас. — Вы с Кузнецовым, надо думать?
— С каким Кузнецовым? ...A-а, с Кузей! Да.
— Вы все-таки поосторожнее там.
— Да мы в молочной закусочной.
— Да ладно врать-то!
— Нет, честно!
— Да-а-а... видно, совсем он уже ослабел, если по молочным закусочным ходит.
— Да нет, в отличной форме. Наоборот...
— Пока, — проговорил Стас и повесил трубку.
Я вернулся. Кузя уже куражился вовсю — надписывал всем пирамидки, очередь к нему была длиннее, чем на раздачу.
— Можно, и я распишусь, как твой друг?
— Ну что же — можно, пожалуй! — благосклонно проговорил он.
Потом я мчался в метро на вокзал, и вдруг мне захотелось записать этот день — давать ему уйти было нельзя! «Ну подожди, — уговаривал я себя, — в поезде будет время на это!» Но просто чесотка какая-то открылась в руке! Фломастер у меня был (бывший Кузин), но писать абсолютно было не на чем! На билете? Опасно!.. Как я себя клял! Уж пора бы понять, что иногда следует иметь под рукой листик бумаги! И тут я увидал на полу очень даже неплохой обрывочек. Дрожа от страсти, я поглядывал на него. Если я вдруг брошусь к нему, меня явно все примут за ненормального — настолько я еще соображал. Вот сейчас будет остановка, люди пойдут, и тогда, в общей неразберихе!.. Черт, как долго тут едут!.. Остановка. Пошли! Только бы не унесли на подметке! Я кинулся вниз.
Потом, абсолютно счастливый, я секунду передохнул и начал записывать. Помещалось, к сожалению, только сокращенно: «В посл д преб в М...» — на вокзальной почте надо будет переписать...
Утром ткнул вилку в розетку — электробритва сразу же загорелась. Ничего! Нормально! Побрился горящей электробритвой, вышел из гостиницы... Так, отлично. Стоит напротив дощатая будка, на ней объявление: «Здесь продается молоко подмосковного колхоза «Борец». Выпил литр. Прекрасно! Каждый день — литр отличного борцовского молока — и все будет в порядке!
На автобусной остановке — толпа. Полтора часа, говорят, автобуса не было. Нормально! Домчимся так!
Через лесок выскочил на шоссе. Тут дорога не как у нас — тут с горы на гору. Сначала пустой был асфальт, потом пошли навстречу ровные порции машин, где-то впереди нарезанные светофором.
Вбежал на очередную гору — и обомлел: вся Москва подо мной — золотые колокольни, шпили домов!
Вдохнул поглубже — и бросился туда!
У самого города уже — попутка тормознула:
— Давай подвезу.
— Да нет, спасибо. Не надо. Столько уже прошёл — остались пустяки.
Вошел в город, бросился в телефонную будку, набрал номер. Первая фраза уже заготовлена была:
— Здравствуйте! Это такой-то сякой-то? Говорит такой-то сякой!
Но нет — не откликается никто! Пробежал некоторые знакомые ориентиры — храм Георгия в Ендове, Биргс-Коллегию — снова в будку, номер накрутил... Глухо! Видно, специально пожертвовали одним аппаратом, опустили в сметану — чтобы нельзя было к ним дозвониться.
Ничего!
Мимо серой стены древнего Китай-города — в узкий дворик, где все Управления. Мимо вахтера промелькнул — ветром у него сдуло фуражку... Четвертый этаж... Комната четыреста один... четыреста два... четыреста двадцать один... Вот! Вбежал в приемную. Секретарша куда-то вышла, только большой стол стоит, заваленный бумагами. Открыл словно приклеившуюся кожаную дверь в сумрачный кабинет. Человек оторвал лицо от стола.
Читать дальше