Валерий Попов - Грибники ходят с ножами [Повесть и рассказы]

— Все на мне!

— Ну, тогда пошли.

Мы спустились в уже знакомые (приятно знакомые мне!) катакомбы. Я обрадовался: блестящая мысль — отсидеть это смутное время в сауне, но мы молча миновали ее. Гридин, похоже, был, в отличие от меня, человек решительный и крутой.

Мы миновали холодный винно-бочечный коридор — я игриво поглядывал на Гридина, но тот никак не реагировал, сосредоточенно шел.

— Эти его игры с дефицитом: прикормить — отказать — мне вот уже где сидят! — Гридин мрачно провел рукой по горлу. — Прекрасно знает ведь, чтó меня здесь удерживает, так нет — зачем-то эти детские игры с лишением завтрака?!

— А что же вас здесь удерживает? (Совсем мокрое пошло подземелье).

— Ты... здесь меня удерживаешь! — повернувшись, резко ответил он.

— Я?!

— Ты! Завтра будем тебя потрошить.

— А, да!

— Да и тебе хватит гарцевать... знаешь ведь уже, что значит ущемление грыжи — пробовал уже?

О да! Это было в Москве — в разгар игривого разговора на улице вдруг зажало внизу, глаза закрыло плотным туманом. И так, в этом тумане, я шел, скрючившись, держась за живот, пока не увидел вдруг в абсолютно сплошном тумане сияющий красный крест — и только на него уже и брел, очень долго.

О да!

— Вообще-то, конечно... можете здесь квалификацию потерять, — деликатно проговорил я. — Народ здесь все больше здоровый, крепкий. Для поддержания квалификации не лучшее место.

— А ты думаешь, я добровольно сюда попал?

— А нет? Я думал...

— Да нет уж — избави бог! — Гридин сверкнул во тьме очками. — Как только узнал он, что я за врач — а врач я, не буду греха таить, неплохой, — так в буквальном смысле охота на меня началась. Загоняли сюда, как волка, — и, как волка, соответственно, травили во всех прочих местах. Я поклялся себе, что это последнее место будет, куда я пойду, и так и сделали: действительно последнее!

— Как же это так?! — Я споткнулся.

— Обычно — как все они делают: дожимают до конца. На предпоследнем месте, где я работал, — самая хламная, наверное, больница на всем свете... врачей нормальных нет... Может, хоть тут, думаю, в покое оставят меня?.. Но — нет! Не такие тут люди, чтобы своих замыслов до конца не доводить! Уж казалось бы — за что зацепиться? В больнице той врачи пили — не просыхали, с медсестрами жили, больных обворовывали — полный распад. И, казалось бы, я на общем фоне чистым ангелом был. Так нет же — придумали! Сказал я в сердцах старушке одной: выброси это наше дерьмо, скажи детям своим, чтоб венгерский препарат принесли. И что ж думаешь — в тот же день заявление от той старушки, написанное удивительно складно: “Порочит советский строй, пропагандирует западную медицину”. Казалось бы, в наши времена место таким заявлениям в мусорной корзине. Если бы был нормальный коллектив, то посмеялись бы все вместе, поставили бы этой старушке клизму и разошлись. Но откуда у нас быть нормальным коллективам? Единогласно — собрали собрание и единогласно проголосовали: меня уволить! С гневным возмущением выступали — и пожилые, и молодые. А рука — все та же, по локоть все та же рука видна! Так и осталось одно — сюда идти. Приняли как блудного сына... Оказали доверие. Да они еще не такие комбинации проделывают! Это только так... легкая разминка.

Мне стало вдруг казаться, что из этого подземелья не выберемся никогда.

— Куда идем-то? — испугался я.

Меня больше всего пугало то, что коридор, тускло освещенный, почти что темный, все поднимался и поднимался куда-то вверх... Как это может быть — под землей? Потеря чувства реальности происходит гораздо быстрей, чем мы думаем, — как только исчезают знакомые и понятные ориентиры. Что это? Куда идем? Можно ли это понимать в том смысле, что я пошел в гору? Навряд ли!

Потом мы уже лезли через какой-то земляной лаз — впереди, однако, маячил просвет, а ведь для нашего человека самое важное, чтобы маячило что-то впереди, — неважно, что у него по бокам.

Мы вывалились на какой-то холм — под обрывом змеилась река, другой скат медленно шел к монастырю, который был виден отсюда как на ладони. Отсюда он казался великолепным, чистым, возвышенным, средоточием всего светлого на земле и в небе.

Но эти неспокойные верующие продолжали окружать его, отсюда они походили на мух, облепивших праздничный торт.

Вдруг мы увидели, что по пологой длинной дороге к монастырю медленно движется колонна черных “волг”.

Гридин пристально вгляделся.

— Церковные генералы пожаловали! — процедил он.

Кортеж приблизился к монастырю. Вдруг с черными фигурками что-то произошло... они словно сделались короче... Сразу все, несколько тысяч, встали на колени? Точно!