Крис
Я уже начинал выходить из себя от бесконечных стаканов жидкого кофе в больничном буфете и от визитов к Харитону Борину — главному хирургу больницы и главному бюрократу. Тот говорил со мной все более высокомерно, как с надоедливым просителем. Зачем я сюда приехал, бросив все, и, главное, семью, в которой все не так уж благополучно? Джуди время от времени звонила Горбачеву (тот дал ей свой личный номер) и иногда давала послушать мне его мягкий гортанный голос. Мне стало казаться, что он не знает всей правды о стране. Может быть, даже «гласность», о которой столько говорят в России, где-то и присутствует, но уж «ускорения», о котором тоже твердят все время, точно нет. Если то, что происходит сейчас в больнице, называется «ускорением», то как же назвать то, что было раньше? Раньше, я слышал, операции здесь все же делались, и русская хирургия в некоторых областях, например в пульмонологии, была очень сильна. Так что, по-моему, мы сейчас как раз наблюдали «замедление».
Все это я хотел сказать, когда в очередной раз оказался в кабинете Борина и глядел на сладко улыбающегося с портрета Горбачева, уверяющего, что «процесс пошел». Борин, даже не поздоровавшись, продолжал важный и неторопливый разговор по телефону. Если бы я так повел себя хотя бы с уборщиком моего кабинета, вспыхнул бы скандал и с моей репутацией было бы покончено. Однако Борин считал себя вправе вести именно так. Я хотел уже встать и уйти и тут же улететь. У меня достаточно было своих проблем. Я еще успевал немного погостить у моих родственников в Луизиане. Это был мой последний шанс отдохнуть перед длинным годом работы — мне предстояло сделать более тысячи операций, весь год у меня был расписан буквально по часам. А я вместо отдыха томился здесь, глядя на портрет Горбачева, большого мастера говорить, как я понял. А мои нервничали без меня в Луизиане, Марта никак не находила контакт — я это понял по телефонным разговорам, — не ладила с моим старшим братом Билли, рыбаком-выпивохой, особенно ее тревожило его влияние на детей, которые с восторгом проводят с Билли все время. Что я мог сказать ей? Я даже не провел тут ни одной операции! Такого не было со мной уже двадцать лет! Оказывается, безделье — это самое трудное времяпрепровождение. Но стоило ли ради этого открытия лететь так далеко и терять столько времени? Я уже встал, чтобы уйти, но тут вдруг Борин положил трубку и вдруг вполне благожелательно обратился ко мне на ломаном английском (я предпочитал общаться на ломаном русском):
— Ну, вот они и приехали. Пойдемте.
— Кто?
— Девочка... и ее... ближние...
Слово это взволновало меня, и я думал об этом все время, пока мы с Бориным шли по коридору, входили в лифт и ехали вниз. Что значит оно? По словам Джуди, родители девочки неизвестны, что несколько упрощало юридические проблемы. У нас юридический вопрос — первый, с которым сталкиваешься. Иногда в карточке больного записан отказ от какой-либо операции, иногда вид медицинской страховки не позволял найти средства для сложной операции, и этот вопрос приходилось урегулировать. В России, мне кажется, на это не обращают внимания. Есть возможности для операции — режь, потом разберемся! Но, боюсь, это обещает большие неприятности — когда вдруг появятся родители и начнут судиться. Мой менеджер в Америке все это давно бы уладил, а тут, похоже, я сильно рисковал. Но объяснять это Борину, тем более сейчас, было бесполезно, а Джуди сама пребывала в растерянности. Я вошел в приемный покой — и сразу почувствовал, что в моей жизни что-то происходит. Я был поражен красотой Марины, живостью ее взгляда. Но главное, я не мог не заметить, что она как-то вздрогнула, увидев меня, и опустила глаза. У нас женщины, под усиленным прессингом феминисток, давно уже не реагируют так на мужчин. Никогда американская женщина, а тем более из хай-класса, не даст понять мужчине, что он сразу понравился ей. Такое возможно только в дикой России, в которой я, кажется, начал терять свою профессиональную твердость и даже изменять некоторым своим принципам, главный из которых — не иметь с клиентами никаких личных дел. А тут... я даже заметил румянец, вспыхнувший на щеках этой красивой смуглой девушки (ее имя мне было тогда еще неизвестно). Девочка, что тоже поразило меня, сразу радостно протянула мне ручонки и заулыбалась. Какая-то слишком эмоциональная сцена для высокопрофессионального хирурга, подумал я и даже вроде бы испугался. В этой России все излишне эмоционально, загадочно и... опасно. Налет опасности на всем, что происходит вокруг... Но не за этим ли ты и приехал в Россию? Может быть, твоя слишком размеренная жизнь надоела тебе, потомку рыбаков, охотников и контрабандистов? Перед отпуском я мечтал об охоте на уток в Луизиане. Похоже, здесь тебя ждут какие-то более интенсивные приключения. Стоп! Кажется, я начал терять голову в этом хаосе. Никакого риска! Никаких неясностей! Это недопустимо!
Читать дальше