Тесть вдруг захрапел особенно громко.
Ранним утром, спустив коляску по лестнице, мы вышли на прогулку. Было холодно. Дорога, разъезженная вчера, так и застыла остекленевшей гармошкой.
Мы двигались молча. Было удовольствие в том, чтобы катить коляску: чем-то напоминало езду на велосипеде или — из детства — бег со звенящим катящимся колесом на упругой изогнутой проволоке.
Мы въехали в пустой парк. Во льду были видны вмерзшие листья, ярко-зеленая трава. Сходя с дороги, я разбивал каблуком лед над пустотой — открывались теплые парные объемы со спутанной травой.
— А ты чего чулки эти напялила? — спросил я. — Других, что ли, у тебя нет?
— А мне другие нельзя. У меня ноги тонкия. Тонкия! — важно проговорила она.
— Все равно! — сказал я.
— Ну ладно, — сказала она. — Теперь я буду тебя слушаться...
Потом мы скользили по ледяному склону, придерживая колясочку...
— Ло-орк! Смеется!
Прошло семь лет.
— Ех! — говорила жена, разливая чай. — Я в промтоварный сейчас заходила, такая там шерсть! Очень редко бывает! Очень!
Жена покачала головой.
«Да-а, — подумал я. — Пора, видимо, браться за ум, порезвились — и хватит. Начинать пора солидную, основательную жизнь, пора в очередь становиться, как все!»
Грустно это было понимать!
Я надел халат, пошел к себе в кабинет, сел за стол с целью начать новую жизнь.
Вдруг я увидел, что в луче солнца пунктиром блеснула паутина.
«Пунктиром... блеснет паутина!» — похоже на начало стиха.
Гляжу — все ниже она к столу опускается, а на конце ее сучит лапками маленький паучок!
Куда же он? Как раз в бутылку с чернилами, которую я открыл, собираясь заправить ручку! Шлеп! Успел только схватить его за паутинку, вытащить, мокренького, поставить на сухой лист. Паучок быстро забегал по листу, оставляя каракули. Вдруг я с удивлением разглядел, что получаются буквы!
«Г... Д... Е... где-то я тебя видел!»
Нахальство какое! В моем собственном доме где-то он меня видел.
Прелестно!
Еще штанишки такие мохнатые на ножках! Поднял я его вместе с листом: «Давай! Мне такие наглецы в хозяйстве не нужны! Я сам, может, неплохо пишу, конкурентов в моем собственном доме мне не надо!»
Паучок с ходу понял меня — утянулся на паутинке и где-то под потолком непонятно исчез.
Успокоился я, стал писать письмо — вдруг снова, разбрызгивая кляксы, шлепается на лист, бежит:
«X... хоть бы пальто жене купил, подлец!»
Тут я уже не выдержал, выхватил из ящика ножницы, стал щелкать ими над столом. Но никак паутину лезвиями не поймать: то сверкнет, то снова исчезнет, то снова сверкнет, совсем уже в стороне от стола. Долго прыгал я с ножницами, щелкал, совсем запарился. Исчезли вроде паучок и паутина. Но надпись на листе осталась: «Хоть бы пальто жене купил, подлец!»
Что за напасть! Не хватает еще, чтобы в моем собственном доме какие-то паучки меня критиковали!
Гляжу — снова спускается. Вскочил я, выбежал на кухню, взял долото, молоток, на всякий случай — лазер. Ну, держись, думаю, дитя неестественного отбора!
Вижу вдруг: жена чистит картошку и тихо усмехается.
Та-ак! Все ясно. Паучков подучать?
Пошел в кабинет, разложил в готовности инструменты. Паучок снова окунулся в чернила, потом подтянулся на паутинке, прыгнул на лист:
«С... Т... О... П! Стоп! Перерыв! Короткий отдых!»
Ну что же, перерыв так перерыв! Пошел на кухню к жене. Она говорит:
— Посмотри-ка, что за странное сооружение там на горизонте?
У нас за окном открытое пространство — далеко видно. И действительно на горизонте что-то непонятное появилось... На высоких железных ногах какая-то площадка, на ней какие-то мощные окуляры — сверкают сейчас, против солнца, всю кухню заполняют своим блеском!
— Да это не сооружение, — говорю. — Это, наверное, неземной пришелец показался на горизонте...
Сначала хотел было пошутить, но неожиданно сам вдруг поверил, испугался, громко закричал.
Потом вдруг икота началась!
И главное, с каждым иком оказываешься в каком-то неожиданном месте!
Ик!.. Высокая оранжерея, до самого стеклянного потолка растет какая-то дрын-трава.
Ик!.. На острове каком-то, вернее, на обломке скалы, среди бурного моря.
Ик!.. Похороны мои. Жена, седая совсем. Любимый мой ученик плачет, размазывая черные слезы по лицу пишущей лентой, которую я ему подарил.
Ик!.. Ну, слава Богу! Снова на кухне оказался! Скорей попить холодной воды, чтобы больше не икать!
Вечером пошли в гости к Хиуничевым — Лехе с Дийкой, — я Лехе про иканье свое рассказал, Леха сморщился высокомерно.
Читать дальше