— Ну что вы! Зачем? Не стоит беспокойства!
И все!
Так что, возможно, никогда не узнал бы я моих соседей, если бы не случайность.
Разумеется, я встречал их за эти годы на лестнице и во дворе, но, поглощенный своими делами, также как они поглощены были своими, не задумывался даже, что вот эти люди живут рядом со мной. Тем более не пытался я выяснить, в каких степенях родства находятся они между собой.
Однажды я жарил на кухне котлеты, как вдруг раздался громкий металлический стук в стену, по масляной краске над плитой заструились трещины. Удары становились все резче и звонче, потом наступило короткое вопросительное молчание, и снова посыпались звонкие металлические удары.
Что такое?! Неужели они решили проделать окно между квартирами? Вот это действительно что-то новое, нарушающее затворнические традиции этого дома, в котором я за три года жизни так ни с кем и не познакомился.
Потом раздался особенно четкий, молодецкий удар — и бурый, пористый кусок блочной стены прыгнул прямо на сковородку.
С таким добавлением к моему меню я согласиться не мог и, держа в руке этот кусок, позвонил соседям.
Мне открыл хозяин, мужчина лет тридцати пяти. Он был одет в серую спецовку, берет, — все это было покрыто пылью. В руках были зажаты шлямбур и молоток.
Именно молотком, судя по звуку, он сдвинул задвижку на двери, открывая мне.
Он посмотрел на меня, тыльной стороной руки вытер пот под беретом.
— Э, друзья! — я показал кусок. — Прежде чем прорубать ко мне окно, посоветовались бы со мной.
Он положил шлямбур и молоток, озадаченно взял кусок стены.
— Извини, парень! Малость не рассчитал. Кто ж знал, что трухлявая такая стенка окажется?
По линолеуму, покрытому грязью, он провел меня в кухню, стены которой были испещрены зазубринами — насечкой под кафель.
— Управлюсь маленько тут, приду к тебе, зашпаклюю, покрашу, — лучше будет, чем раньше!
Тут, привлеченные инцидентом, подтянулись и остальные члены семьи: жена хозяина, Алла, — пышная блондинка, которую я привык видеть раньше только за прилавком винного отдела нашего магазина, ее — а может, его? — родители: сухая темнолицая старуха, седой старик, которого я часто встречал до этого во дворе и около магазина с кошелкой и палкой.
— Что надо ему? — обращаясь к хозяину, а не ко мне, произнесла Алла.
— Да вот, — показывая кусок стены, проговорил хозяин. — Стены кусочек у него отлетел.
— Есть же такие комедианы! — с непонятной ненавистью глядя на меня, проговорила старуха. — То одно выдумают, то другое!
— Дай ему рубль, чтобы не вонял, — резко сказала Алла, — и больше не открывай. А то много тут желающих!
И, повернувшись, она величественно вернулась в комнату.
Я стоял, ошеломленный таким приемом. Старик почему-то мне подмигнул и тоже ушел.
— Ну ладно... сам попробую сделать, — пробормотал я и, отперев дверь, вышел на площадку.
Но после этого зато я стал узнавать моих соседей и даже с интересом за ними наблюдать.
Особенно часто удавалось встречать деда: целыми днями, когда он не работал, он колобродил по нашему большому двору — между длинным нашим домом с двенадцатью подъездами и стеклянным торговым центром в конце. В прямоугольнике этом кипела своя жизнь: в песочнице возле грибка возились детишки, на вытоптанной лужайке подростки гоняли мяч, дальше, у ларька, завсегдатаи вели непрекращающийся спор.
Дед обычно хмуро и озабоченно шел с кошелкой по двору, потом останавливался, устремлял на кого-нибудь долгий взгляд. Обращался к этому человеку, чаще всего абсолютно незнакомому, и начинал разговор. Иногда человек отмахивался от него, иногда, подмигивая дружкам, вступал в беседу. Когда дед заворачивал что-то особенное, слышался хохот.
Один раз я наблюдал подобную сцену в поликлинике. В конце коридора послышался громкий, слишком оживленный для поликлиники разговор. В середине смеющейся толпы оказался дед. Вид у него, как обычно, был озабоченный и нахмуренный.
— Да, не повезло тебе, дед! — подмигивая остальным, говорил заводила. — Сорок тысяч на книжке, а тебя бешеный пес укусил. Откуда ж у тебя, если не секрет, такие капиталы?
— Два раза большую премию получил, — хмуро отвечал дед.
— За что ж ты ее получил?
Дед долго пристально смотрел на собеседника — отвечать ли на такой глупый вопрос.
— За что надо получил, не беспокойся!
— Так, говоришь, сорок тысяч на книжке, — подмигивая слушателям, словно сообщая что-то чрезвычайно остроумное, говорил заводила. — А ну как помрешь — куда деньги такие денешь?
Читать дальше