Ну все, хватит! Так можно довести себя и до слез!
Я встаю и иду в последнюю комнату... потому последнюю, что больше двери в ней нет! Но есть окно! Я бросаюсь к нему. И оказываюсь на огромной высоте. Уходит длинная улица скучных домов, пустое, пыльное лето. Господи, — с отчаянием смотрю я туда, — неужели я ничего больше не заслужил, неужто только это мне полагается на прощанье? Слезы щиплют глаза изнутри... Ну, нет уж — не буду скулить. Ведь это мой последний отпечаток! Я успокаиваюсь, выпрямляюсь. Тучи в конце улицы набираются, темнеют, и вот, наконец, там хлынул дождь — и оттуда сюда, на солнце, выкатился мокрый, сверкающий грузовик. Он исчез внизу, подо мной. Потом прилетела тьма.
СЧАСТЛИВОЕ ПЛАВАНИЕ
( Водная феерия )
Я стою у канала — и вижу себя, выходящего на тот берег из переулка. Рядом идет мой друг Никита. Между мной этим и тем — не только вода, но и двадцать лет жизни, которых Никита не пережил. Как бы хотел я сейчас перелететь туда — в то время и на тот берег! Никита тащит кучу вещей: мы уходим в плавание на его катере. Я, с присущим мне тогда легкомыслием, иду налегке, неся перед собою на вытянутых руках лишь белую влажную рубашку. Колотится о гранитную стенку катер. Никита, как всегда, в ярости. Но это для него — рабочее состояние. Только так он и может: например, нагрузить на себя всю эту гору и тащить — в ином состоянии это невозможно. Сверкая очами, бросает груз на ступени. Ясно вижу его... смесь гусара и цыгана. Или, как говорила его умная мать: смесь цыгана и медведя. За буйство и любят его... те, кто любят, — но стараются как-то сдерживать его. Даже жена его, стальная Ирка, дочь сталевара, маленько устала и на время переуступила эту радость мне. Найдите второго такого дурака, как я, который на это пойдет, причем бескорыстно!.. Ну — не совсем бескорыстно: наша семья постоянно должна деньги их семье. Но я иду сейчас с удовольствием, потому что Никиту люблю. И жены наши дружат, даже слишком активно. Уехали на кинофестиваль в Москву, словно не понимая, чем это чревато! Зная Никиту! Но зная и меня. На меня только и надеясь. И совершенно напрасно, кстати: в их отсутствие мы тоже тут сделали что смогли — поэтому покидаем эти берега в легкой панике.
Раз пять за ночь Никита вскакивал, бегал на канал — смотреть, не угнали ли катер — свободно могли перепилить цепь или открыть замок. Может, он своим мельканием и отпугнул воров? Последний раз бегал туда-обратно уже на заре. Скрипел половицами рядом со мной.
— Ты спишь — или нет? — произнес он почти умоляюще.
Я сладко потягивался на старинной кровати. Эта обстановка принудительной роскоши, которую насаждала тут Ирка вопреки ему, вводила Никиту, друга лесов, полей и рек, в дикое бешенство... но не меня. Меня вообще в бешенство трудно ввести. И перед предстоящим суровым плаванием — почему бы не понежиться? Если он думает, что я во всем буду подчиняться ему... Впрочем, поторопиться стоит: вместо прощальной записки Никита оставил черепки двух севрских ваз. Как обычно — погорячился, давая понять, что знает, зачем она уехала в Москву. Теперь страдает, попрекает меня тем, что я при последней ссоре с моей женой разбил лишь чашку за восемь рублей. Конечно, таких бездн страданий, как у моего друга, у меня нет, да и ваз — тоже. Да и чашку, честно говоря, я надеюсь склеить по возвращении, все-таки вещь! Ссоры неизбежны, но вещи надо беречь. Масштабы наших друзей, Ирки и Никиты Дубровичей, недоступны нам — моя жена столько не зарабатывает, сколько его, и разбить севрскую вазу — для меня радость недоступная. Так что — хотя бы еще немного понежусь. В пределах разумного.
— Ну ладно... А где рубашка моя? — вняв мольбе друга, я поднялся.
— В ванной. Ты вчера ее выстирал... зачем-то, — улыбнулся он.
— Так единственная моя богатая вещь!
При упоминании богатства Никита задергался. Ничего — у них много еще ценных ваз, хватит на десятки, если не на сотни, таких отъездов. А не хватит — подкупят еще, Ирка ни в чем не знает удержу, и, конечно же, гораздо безумнее, чем ее муж, и — богаче: все контакты итальянцев с отцами нашего города держит в кулачке, так что Никита может позволить себе пару ваз... так же как работать крупным ученым за малые деньги — хотя переживает, конечно, этот перекос.
Мы спускаемся к катеру. Помимо сохранения равновесия на борту, на мне еще одна важная задача — создание эпоса, саг и баллад об этом плавании. Сделаем! Почему нет? Я вообще надеюсь на этом катере в литературу уплыть, вырваться из того засекреченного ада, в котором с Никитой держат нас. И Никита надеется. Но и волнуется — вдруг саги будут не те?
Читать дальше