Валерий Попов - От Пушкина к Бродскому

— Раскиньте же нам, услужающий, самобранную скатерть как можно щедрее — вы мои королевские замашки знаете! — этой фразой из любимого нами Бунина мы обычно предваряли наш заказ, и официанты нас понимали. Какая жизнь была в этом ресторане когда-то, и неужели мы ударим в грязь лицом перед великими, что пировали до нас?! На столике появлялась горбуша с лимоном, обезглавленные, слегка хрустящие маринованные миноги, лобио из розовой, в мелких точках фасоли, размешанной с молотым грецким орехом... ну — бутылочек восемь гурджаани...

— Бастурму попозже? — понимающе мурлыкал официант.

— М-м-мда!

Насытившись и слегка захмелев, мы благожелательно осматривали зал. Красавицы наши, измученные модельным аскетизмом, слегка оживали, на их впалых щечках играл румянец.

— Хересу! Бочку хересу! — крикнул я официанту, и бочка приплыла. Погас свет, во тьме заходил лучистый прожектор. И со сцены ударила песня «Вива Испания» — самая удалая, самая популярная в том сезоне, и все, вскочив с мест, выстроились и запрыгали цепочкой, вместе с Колпашниковым, выкрикивая в упоении: «Э вива Испания!». Не знаю, были ли в зале испанцы — вполне хватало нас. В те славные годы иностранцы еще не повышибали нас из всех кабаков, как это случилось в семидесятые. «Вива Испания!»

Мы еще не отдышались, как рядом появился гардеробщик Иван Палыч:

— Там вашего писателя вяжут! — дружески сообщил он.

Мы кинулись вниз по знаменитой лестнице архитектора Лидваля. Андрей был распростерт на мраморном полу. Четыре милиционера прижимали его конечности. Голова же его была свободна и изрыгала проклятия.

— Гады! Вы не знаете, кто такой Иван Бунин!

— Знаем, знаем! — приговаривали те.

Доброжелательные очевидцы сообщили подробности. Андрей, сойдя с лестницы, вошел в контакт с витриной, осерчавши, разбил ее и стал кидать в толпу алмазы, оказавшиеся там. Набежали милиционеры, и Андрей вступил, уже не в первый раз, в неравный бой с силами тоталитаризма.

— Небось, Бунин Иван Алексеич не гулял так! — сказал нам интеллигентный начальник отделения, куда вскоре нас привели.

— Ну как же! — воскликнул я. — Вспомните: в девятом томе Иван Алексеич пишет, что однажды Шаляпин, Федор Иваныч, на закорках из ресторана нес его!

— Ну тогда другое дело! — воскликнул начальник.

И тут в это невыразительное подвальное помещение вошли, сутулясь и слегка покачиваясь (видимо, от усталости), наши спутницы.

— Вот девушки хорошие у вас! — окончательно подобрел начальник.

И мы вернулись за наш столик! Увидев нас, Саня Колпашников радостно вскинул свой золотой саксофон.

— Моим друзьям-писателям и их очаровательным спутницам!

И грянуло знаменитое «Когда святые маршируют»! Мы снова бросились в пляс. Чем заслужили такое счастье тогда? Наверное, это был аванс, и мы потом постарались его отработать.

Удивительно, что писатель Аксенов, Василий Павлович, тоже оказался участником тех событий. В тот самый вечер он тоже находился в «Европейской», но в ресторане «Крыша», расположенном на пятом этаже, и сделанном точно самим Лидвалем. Ресторан этот тоже был знаменит, но считался попроще. Василий Павлович спускался уже вниз со знаменитой Асей Пекуровской, первой женой Сергея Довлатова, бывшего тогда в армии и в разводе с Асей... Аксенов и Ася спорили о том, остались ли писатели в Питере, или уехали все в Москву.

— Назовите кого-нибудь! — требовал Аксенов.

И тут они увидели распластанного Битова.

— Вот, пожалуйста, один из лучших представителей петербургской прозы! — указала Ася, и они пошли на такси. Об этом я узнал через много лет из уст Аксенова и снова восхитился: какая же бурная тогда была жизнь!

Сейчас я иногда бываю в «Европейской». Но на тот гонорар можно выпить только полчашечки кофе. Поэтому богема гуляет теперь в другом месте, не менее знаменитом.

Если мы вернемся сейчас обратно на площадь, увидим, что правой своей рукой бронзовый Пушкин указывает на дом, где был — и работает сейчас знаменитый артистический подвал «Бродячая собака». Красавец-дом, как и многие дома вокруг, выстроен по рисунку Росси в стиле строгого классицизма. Много было тут славных жильцов. Но самые знаменитые «жильцы» — подвальные.

Открыл «Бродячую собаку» неутомимый театральный деятель Пронин в ночь с 1911 на 1912 год. И кого только не было здесь! Весь цвет декаданса, Серебряного века, футуризма был тут — высказывался, выставлялся, напивался, влюблялся, расставался, дрался, но главное — блистал. Многих настигла тут слава — кого заслуженная, а кого — скандальная.