Сухбат Афлатуни: Рай земной

Тело Плюши лежит в неудобной позе перед дверью. Халат сбился, толстые ноги в теплых колготках: одна согнута, другая неестественно вытянута. Голова закинута назад, к подбородку прилип какой-то мусор.

Дверь в бывшую мамусину комнату полуоткрыта, в двери торчит ключ. В комнате уже светло; солнце встало, поднялось и теперь неторопливо и подробно освещает разные вещи, хранящиеся здесь. На всех светится тонкий слой пыли.

На кухне тоже светло от солнца и горит бесполезный свет.

«Вставай, мать… Чё тут развалилась, давай, живее, шевели булками!»

Плюша распахивает глаза и тяжело оглядывается.

Подбирает под себя вторую ногу, хватается за дверной косяк, пытается встать.

Над головой звенит телефон. Звенит негромко, но Плюша все равно вздрагивает: отвыкла от звонков.

Прижимает трубку, пытается понять, это получается не сразу, она что-то мямлит, нащупывает на тумбе ручку, записывает.

— Да… Да… Поняла…

Кладет трубку и прижимается спиной к стене. Звонили из опеки. Для нее есть ребенок. Да, девочка. Имя Наталья. Наташенька.

— Натали, — говорит Плюша и щурится от солнца из мамусиной комнаты.

Резко входит в нее, так, что в лучах начинают плясать тысячи пылинок. И застывает у окна.

Посреди поля медленно поднимается крест. Вокруг копошатся какие-то люди.

— Да что ж это такое…

Плюша судорожно одевается, прямо поверх халата застегивая пальто, лезет ногами в сапоги, шапочку натягивает уже на лестнице.

Быстро и шумно спускается, выбегает из подъезда.

На секунду останавливается, оглушенная новым, каким-то синим воздухом с запахами земли и мокрого дерева.

Очнувшись, снова бежит, стараясь не поскользнуться на подтаявшем снегу.

Возле поля стоят микроавтобусы. Они пусты. Плюша бежит дальше.

Крест уже подняли — большой, выкрашенный веселой красной краской. Плюша останавливается перевести дух.

— Наши, как всегда, позолоченный хотели… Но и так вроде неплохо! — слышит Плюша неожиданный голос сбоку.

Повернувшись, видит отца Игоря, и еще нескольких знакомых прихожан, и пару незнакомых, и соседей.

— Нет, пока просто в гости приехал… — благословив, отец Игорь чинно берет ее за локоть. — Да, сюрпризом вам хотел. Ну, что с вами, Ева?

Глаза у него смеются. И борода, не только губы, вся борода улыбается.

— Ничего, — говорит Плюша. И обнимается с остальными. Смущается того, что не успела умыться и почистить зубы… И тут же забывает об этом, заметив у креста еще одну знакомую фигуру.

— Да, договорились вот все-таки… Пан Гржегор, идите сюда, а то мне не верят!

Ксендз неторопливо приближается.

— Вот там, — показывает Плюше отец Игорь, — будет стоять наша часовня. А вот в том конце — их…

— А это можно? — спрашивает Плюша.

— А почему нельзя? Поле вон какое широкое! В Иерусалиме, в Храме Гроба Господня, ничего, рядом служим и здесь не подеремся… Правда, пан Гржегор?

— Чешчь, — приветствует Плюшу ксендз. — …А между часовнями посадим сад — как «нейтральная территория», — улыбается.

— Ну, это когда теплее будет, — уточняет отец Игорь. — Тогда мы и детей сюда привезем. Конкурс рисунков на асфальте устроим… Помните?

И подмигивает Плюше. Плюша быстро кивает.

— Главное, разрешение на раскопки получили. Ваша директриса, кстати, помогла… Хоть и против своей воли, а пробила-таки. Ну, она, правда, уже не директриса… Не в курсе? Вон же из музея вашего молодежь, они вам сейчас расскажут и звать вас обратно хотят. Да, главное, будут раскопки, это ж какое дело… Знал бы Ричард Георгиевич, порадовался.

Плюша мотает головой:

— Он уже радуется. И Натали радуется… Я ведь знаю. И мы… — не справившись с речью, подскакивает на месте и начинает кружиться.

— Танцуем! — звонко кричит она и машет руками.

— Танцуем!

Кто-то из молодых тоже начинает танцевать рядом, другие просто удивленно поглядывают и хлопают в ладоши. А Плюша все кружится, поднимает руки и подпрыгивает, и поле, огромное поле в ее глазах кружится, и подпрыгивает, и уносится куда-то вместе со всеми людьми, кустами и птицами.

«Здравствуйте… Как ваши дела?» — «Здравствуйте. Спасибо, хорошо».

Профессор! Мы приехали!

Хорошо.

Подождите, пожалуйста.

Милости просим!