Макс Фрай - Книга для таких, как я [litres с оптимизированной обложкой]

В настоящее время описанная мною пропорция понемногу меняется. Проблема, однако, еще и в том, что восприятие текстов компетентных критиков нередко требует предварительной подготовки. Мой приятель, которому я содействовал в поисках работы, прислал мне своего рода анкету, в которой среди прочих знаний и умений значилось: «Читаю „Художественный Журнал“ со словарем». Он-то шутил, однако в этой шутке кроется ответ на вопрос: почему зрительская аудитория столь немногочисленна, почему на вернисажах так мало незнакомых лиц. Да потому, что восприятие современного искусства требует предварительной подготовки; потому, что незнание «азов» – некоторых фундаментальных, базовых вещей – убивает зрительский интерес. Невозможно получать удовольствие от игры, правила которой тебе неизвестны.

Не знать – не «стыдно»; стыдно поспешно судить о незнакомом предмете или, еще хуже, затвердить наизусть чужое суждение и им довольствоваться. Невежество – не отсутствие некоторого «контрольного» количества знаний, а состояние ума, не желающего обучаться. Жизнь вообще представляет собой непрерывный процесс обучения, и это ее несомненное достоинство.

1. Абсурд

Во-первых, абсурд – это просто хорошее начало для нашей «Азбуки».

Напомню, что для абсурда характерно, в частности, подчеркнутое отсутствие причинно-следственных связей, гротескная демонстрация нелепости и бессмысленности человеческого бытия. Ничего удивительного, что абсурд это практически «наше все». Склонность к абсурдному мышлению неотъемлемая, возможно, даже фундаментальная часть нашего общего менталитета, способ самозащиты и «абсолютное оружие» в партизанской войне с действительностью. Собственно говоря, сам факт существования в СССР и современной России актуального искусства тоже совершенно, безупречно абсурден.

Абсурдистские опыты ОБЭРИУтов напрочь снесли крышу нескольким последующим поколениям деятелей неофициальной культуры. Не стану утверждать, что без ОБЭРИУтов русского актуального искусства не было бы вовсе, однако оно, несомненно, было бы совсем другим. Кабаков не был бы Кабаковым, а Пригов – Приговым, если бы они не прошли в свое время «инициацию» Хармсом; узнаваемые приметы абсурдного можно встретить в работах многих, очень разных и не похожих друг на друга русских художников.

Абсурдны игры Герловиных и иллюстрированные тексты Виктора Пивоварова; «Золотой диск» Мухоморов выглядит как развитие традиций ОБЭРИУ; феерически абсурдны лоскутные аппликации Иры Вальдрон и гендерные игры нежной феминистки Тани Антошиной. А наивные абсурдисты митьки пишут утопические «воспоминания» о Хармсе, которые начинаются с абсурдного и в то же время бесспорного утверждения: «Начальником всех писателей в стране Советов был Даниил Хармс». Что ж, если принять во внимание, что «начальник» и «начало» – однокоренные слова, вполне можно провозгласить Хармса «начальником» современного русского искусства.

2. Авангард (-изм)

Как выяснилось, популярным медвежьим капканом, идеально приспособленным для охоты на начинающих искусствоведов, является вопрос: «Чем отличается авангардизм от модернизма?»

Сформулировав для себя этот вопрос, я содрогнулся. Потому как он до сих пор остается спорным; есть несколько устойчивых традиций понимания различий между авангардом и модернизмом.

Понятно, что у меня есть только один выход: воспользоваться той версией, которая кажется наиболее внятной и логичной мне самому.

Во-первых, хронологически модернизм предшествовал авангарду. Авангард – порождение революционной эпохи начала двадцатого века, тогда как модернизм возник в конце девятнадцатого.

Во-вторых, следует обратить внимание на происхождение термина: «авангардом» традиционно назывались первые ряды войска; быть «в авангарде» – значит быть впереди всех, причем в рискованной, боевой ситуации. Термин, как видите, взят из военной лексики. И не зря.

Утопическая цель – радикальное преобразование человеческого сознания средствами искусства – унаследована авангардом от модернизма; однако авангардисты пошли дальше, предположив, что переустроить посредством искусства можно не только сознание, но и общество.

И наконец, если модернизм был в первую очередь эстетическим бунтом, революцией внутри искусства, не против самой традиции, но внутри нее, то авангард – это бунт против самой художественной традиции, как, впрочем, и против любых традиций. Цитирую Льва Рубинштейна: Модернизм как бы принимает основные ценности традиционного искусства, но занимается обновлением художественных средств при решении так называемых вечных задач искусства. В этом смысле это то же традиционное искусство, но занятое новым языком для описания того же самого. Авангардизм все время создает другое искусство, обновляет не средства его, а сам предмет искусства.