Харуки Мураками - Ускользающая метафора [litres с оптимизированной обложкой]

Я покачал головой.

– Таких планов пока что нет.

– Раз так, то договорились.

– Но никаких диванов – в гостевой спальне есть кровать.

– Нет, на диване в гостиной мне будет лучше. Он куда удобнее, чем может показаться. С детства люблю на нем спать.

Масахико достал из бумажного пакета бутылку «Чивас Ригал», снял пластиковую оболочку и откупорил. Я принес два бокала, достал из холодильника лед. Когда напиток разливали, журчал он очень приятно. С таким звуком близкий человек распахивает тебе душу. Помаленьку выпивая, мы готовили ужин.

– Давно мы так с тобой не общались.

– Это верно. А прежде, сдается мне, пили немало.

– Кто пил немало – так это я , – сказал он. – Ты и тогда скорее нюхал пробку.

Я засмеялся.

– Ну, это если с твоего шестка смотреть… По моим меркам-то я закладывал достаточно.

Я никогда не напивался в стельку. Просто не успевал – меня смаривал сон, и я засыпал. А вот Масахико был не таков – если уж начинал пить, то пил основательно.

Сидя друг напротив друга за столом на кухне, сперва мы съели по четыре свежие устрицы, которые Масахико купил вместе с рыбой, затем принялись за сасими . Только что разделанная рыба была очень свежей и вкусной. И вправду твердовата, но мы выпивали и потому никуда не торопились. В конце концов прикончили мы все без остатка – и наелись досыта. Кроме устриц и сасими нас хватило лишь на хрустящую рыбную кожицу и тофу с моченым васаби . А запили все бульоном.

– Даже не припомню такого обстоятельного ужина, – сказал я.

– В Токио так нигде не накормят, – сказал Масахико. – А здесь вовсе не плохое место для жизни – вдоволь вкусной рыбы.

– Но если жить здесь постоянно, тебе, наверное, станет скучно?

– Тебе же не стало?

– Как сказать. Мне скука никогда не была в тягость. К тому же здесь тоже случается всякое.

И впрямь. Поселившись здесь в начале лета, я познакомился с Мэнсики. Вместе мы раскопали склеп за кумирней, затем появился Командор. Вскоре в мою жизнь вошли Мариэ Акигава и ее тетушка. Ублажала меня горячая замужняя подруга. Живой дух Томохико Амады – и тот посетил. Скучать здесь ничуть не приходилось.

– Я тоже вряд ли стал бы здесь скучать, вопреки всему, – произнес Масахико. – В молодости я увлекался серфингом и погонял на местном взморье по волнам изрядно. Что, не знал?

Я ответил, что нет – ни разу об этом от него не слышал.

– По-моему, пора мне уже отойти от городской жизни и вновь окунуться в такую вот сельскую жизнь. Начать все сызнова. Что скажешь? Проснувшись утром, первым делом смотреть на море, а когда придут волны – взять доску и пойти на берег.

Такое занятие было совсем не по мне.

– А что с работой? – спросил я.

– Достаточно пару раз в неделю ездить в Токио. Сейчас почти вся моя работа – на компьютере, и ей ничуть не повредит, если я буду жить вдали от столицы. Мир меняется, скажи?

– Откуда мне знать?

Он изумленно посмотрел на меня.

– На дворе двадцать первый век – хоть это тебе известно?

– Что-то слышал.

Покончив с едой, мы перебрались в гостиную, где продолжили выпивать. Осень подходила к концу, но в ту ночь еще не было зябко настолько, чтобы захотелось разжечь камин.

– Кстати, как состояние отца?

Масахико слегка вздохнул.

– По-прежнему. Мозг в полной отключке, так что он даже не отличит куриные яйца от своих .

– Уронишь на пол, разобьется, значит – куриное.

Масахико рассмеялся.

– Если подумать, человек – создание удивительное. Мой отец еще несколько лет назад был крепким мужчиной – хоть бей его, хоть пинай, все ему нипочем. И голова всегда трезвая и холодная, как зимнее небо темной ночью. Аж противно. А сейчас у него в памяти – сплошное темное пятно, будто непостижимая черная дыра, внезапно возникшая в космосе. – Сказав это, Масахико покачал головой. – Не помнишь, кто сказал: «Старость – самая большая неожиданность в жизни»? [4] Приписывается Л. Н. Толстому.

Я ответил, что не знаю – даже не слышал такую фразу. Однако, похоже, так оно и есть. Старость для человека – даже более непредвиденная штука, чем сама смерть. Она с лихвой превосходит все наши ожидания. И однажды тебе ясно дадут понять, что мир этот ничего не потеряет, если лишится тебя как биологического – да и общественного – существа.

– Кстати, тот сон, в котором ты недавно видел моего отца, – что, был очень явственный? – спросил у меня Масахико.

– Да, все было будто наяву.

– И отец был в этом доме? В своей мастерской?